В полном молчании они доехали до верхнего этажа, вышли на площадку, и Андре повернул к чердачной лестнице.
Поднимаясь следом за парнем – сначала по широкой, а следующие два пролета – по совсем узкой лестнице, Иван видел перед собой мелькающие длинные ноги, немножко сгорбленные плечи и опущенную голову, и, вытягивая шею, ловил запах: слабенький парфюм, немного пудры, немного сигарет… очень хотелось протянуть руки – и схватить его, идущего впереди, прижать к себе, закопаться носом в светлые волосы, поймать губами теплый затылок, и держать. Просто держать и дышать этим запахом: немного пудры… немного сигарет… немного парфюма…
Андре, наконец, открыл своим ключом какую-то дверь – и, как Ивану показалось, исчез в синем прямоугольнике открывшейся двери.
«Ремедиос Прекрасная вознеслась», – почему-то пришло на ум Ивану, и он торопливо выпрыгнул следом, чтобы удержать, если надо, успеть схватить – и не дать воспарить без него ему, своему Прекрасному.
Они стояли на большой, ровной площадке, мощеной серой плиткой, с коробками воздухоотводов, системами кондиционирования и люками вентиляции. Вокруг них, где-то внизу, мерцал ночными огнями Нью-Йорк. На ум Ивану приходили какие-то банальные, избитые сравнения: с золотыми огоньками – нитками бус, с мерцающими бриллиантиками фонарей, и тому подобная романтическая ерунда, которую так любят проставлять в виде тегов инстаграмщики.
Андре медленно подошел к высокому каменному парапету, отделяющему крышу от чернильного неба, оперся о него локтями и застыл. Иван нерешительно остановился в паре шагов от парня: все его существо, вся его внутренняя начинка, состоящая из души-сердца-мозга и прочего ливера, умоляла его: пожалуйста. Подойди к нему. Обними его. Пожалуйста. Ну же, Ваня, ну же, не трусь. Сделай то, что ты сейчас хочешь больше всего на свете. Пусть он тебя оттолкнет. Пусть ударит. Но ты хотя бы на секунду снова обнимешь его. Ну же, Ваня, ну же…
И он очень осторожно, очень бережно и нежно опустил свои горячие ладони на плечи парня.
Андре вздрогнул и закаменел, но не вырвался.
Иван сделал маленький шажок – и накрыл спину парня своей грудью. Будто бы вобрал в себя, окутал со всех сторон, как теплым одеялом, окружил собой, охватил, провел от плеч до пальцев спокойно лежащих на парапете рук своими руками, и легонько сжал. Все еще не веря, что ему не сопротивляются, Иван зарылся лицом в пахнущие парфюмом и сигаретами волосы, и жадно дышал этим запахом.
– Зачем ты опять это делаешь? – донесся до него совершенно равнодушный и холодный голос.