Вадик был профессиональный понтярщик, он все делал на публику. Сам он своими актерскими трудами и стилистическим творчеством зарабатывал ровно на одну бутылку «Кристалла». Все остальное он приобретал благодаря своей супруге.
Супругу звали Мура. Однако это кошачье имя гораздо больше подошло бы какой-нибудь куколке с длинными ногами и волосами блонд, искусственным загаром и метровыми шпильками, чем плечистой и крупной налысо обритой девице с вытатуированным на шее кинжалом.
Мура носила безразмерные штаны цвета хаки все от тех же известных модельеров, что и Вадик, и вместе они составляли на редкость гармоничную картину: манерный карамельный красавчик, с выщипанными бровями, силиконовыми губами, картинно-накаченным торсом – и мрачная, квадратная, говорящая с хрипотцой и постоянно сплевывающая себе под кеды брутальная баба.
Мура имела богатого папу, который и спонсировал все процессы жизнедеятельности своего единственного чада, включая содержание чадиной игрушки – Вадика.
Вадик и Мура были официально женаты лет шесть, но назвать их мужем и женой никогда и никому не приходило в голову. Думать о Муре, как о женщине, казалось так же неправильно, как называть Вадика главой семьи и настоящим мужиком.
Как уж эти ребятки устраивали свою личную интимную жизнь – не знал никто, да и не интересно это было. Это было одно из тех Табу, которые глубоко ценились и уважались Иваном в этой странно-пестрой компании: каждый имеет право на ту личную жизнь, которую он хочет. Хочешь жить с женой – пожалуйста. Захотел перейти в противоположный лагерь – да ради бога, не забудь только познакомить с нынешней пассией, чтобы не возникло неловких пауз в разговоре.
Иван «приблудился» к этой компании года три назад.
Вадик заменял в театре заболевшую гримершу – и, несмотря на все свои манерные штучки, быстро расположил мужчину к себе. Иван, конечно, не был рубаха-парнем, готовым влиться в любую компанию за считанные минуты, но общение с Вадиком как-то внезапно переросло из ни к чему не обязывающего трепа в гримерной в теплые и приятные дружеские посиделки на кухне коттеджа, и Иван впервые ощутил себя не один на один с городом, а – в окружении людей. Странных, специфических, но – не равнодушных.
Мура угрюмо курила и варила Ивану кофе, Вадик «забивал эфир» ничего не значащей болтовней о какой-то модной выставке, где-то под ногами крутилась и пискляво тявкала шпиц по имени Жучка, в соседней комнате одна Мурина подруга делала другой Муриной подруге массаж…
Ивану понравилась легкость и свобода их общения. От него никто и ничего не требовал, не ждал и не хотел. Он мог приехать в коттедж в три часа ночи и завалиться спать на диване в гостиной. И утром, как ни в чем ни бывало, как обычно хмурая Мура молча нажарила бы ему гору сырников, резко контрастирующих с ее общим брутальным обликом, а Вадик разразился бы пространной речью о том, что по утрам исключительно полезно отжиматься двадцать раз по три подхода и бегать не менее двух километров рысцой, и вообще попробуй, Жан, этот французский крем для бритья, он кожу не сушит. Иван мог и не появляться у них месяц, а потом приехать с корзинкой винограда из гастрольной Молдовы, и разговор бы начался с той же точки, на которой закончился.