Оживление вокруг переросло в разряд сплошного неумолкающего гула, со взрывами смеха, с пиликаньем телефонов, с теми самыми уютными звуками закулисья, которые были Ивану родными.
– Мужчины, вперед! – раздалось откуда-то со стороны выхода на подиум, и у Ивана задрожали коленки. Парни, все так же похохатывая и на ходу потягивая из пластиковых бутылок воду, потянулись к выходу на подиум. Начинается репетиция спектакля, в котором он один не знает своей роли!
Это же ночной кошмар времен его студенчества: выйти на экзамен и читать стих. Но этого стиха он не выучил. И стоит Иван перед комиссией, беспомощный, мнущий губы в немом отчаянии… и сердце холодеет и отрывается куда-то вниз.
Так и сейчас… нужно будет выйти, и пройти по подиуму. Теперь уже перед всеми: перед администраторами, перед всеми этими напыщенными мальчиками-моделями, перед презрительно взирающими на все вокруг тонконогими девочками, перед организаторами, которые давно улетучились из гримерки и, видимо, уселись на стулья в зале, перед фотографами… И перед Андре.
Он же там наверняка. Как он хвалил его, когда у Ивана получилось пройти так, как он показал! Надо не подвести его и сейчас. Настроиться.
Так, его поставили за каким-то рыжим верзилой. Ну, даже проще – верзила один здесь такой рыжий, Иван не потеряется, если будет держать его в поле зрения.
Итак, сконцентрироваться. Как там учили на занятиях по сценодвижению? Не изображать образ, а быть им. Ощутить себя им.
Мне надо было расслабленным самцом.
Тигром, обманывающим антилопу.
Вспоминаем, что показывал Андре – плечи развернуть.
На лице пусть застынет обманчивое равнодушие.
Встряхнули ноги, руки, выдохнули из самого дна легких, сняли зажим.
Ох, Павел Петрович, знал бы ты, дорогой, как мне пригодились твои уроки мастерства в такой вот совершенно неактерской профессии! Впрочем, времени на концентрацию остается очень мало. Еще перетаптываются у выхода те, кто открывает показ, еще что-то слушает в рации серьезная девушка-администратор, выпускающая моделей, еще не дали старт, но адреналин уже захлестнул, он потихоньку проявляется и в ребятах, стоящих перед Иваном и позади него – они замолкают, подтягиваются, собираются внутренне…
Ваня, давай.
Расслабься.
Черт побери, это же такой фарт, Ваня! Это Синяя птица, которая вложила тебе в руки свой хвост! Это и правда куда как более интересно, чем находиться сейчас с другой стороны этой баррикады и щелкать фотоаппаратом!
Все, готов.
Иван любил это состояние перед выходом на сцену, когда нравится роль, нравится пьеса, нравится энергетика зала… возникал некий азарт внутри, как будто творилось какое-то волшебство, меняющее изнутри всю сущность: личность Ивана исчезала, появлялся Он. Герой, которого играл Иван, такой, каким должен был быть: римский легионер. Воин. Гладиатор. Отчаянный сумасшедший. И все вокруг жило только этим образом. Сейчас появился Иван-модель. Уверенный в себе, расслабленный, знающий, КАК он должен идти, КУДА, ГДЕ посмотреть на фотографа, положить ли руки в карманы или держать пиджак за лацканы… взгляд стал обращенным внутрь себя, поверхностным – ни зрители, ни фотографы, никто и ничем уже не мог бы сбить Иванова настроя. Он поймал эту волну, и внутренне ликовал: да, это мой образ. Это я. Вот он, настоящий я. Поехали!