В кабинете воцарилась мёртвая тишина. Два непримиримых врага смотрели пристально глаза в глаза, думая каждый о своём. Потом Кривошеев положил перед Марком протокол допроса, сухо проговорил:
– Подписывай, здесь нет ни слова о твоих высказываниях.
Марк пробежался взглядом по исписанным листам, поставил внизу свою подпись.
Через минуту он уже шагал по коридору в сопровождении охранника. Верзилы Бражникова не было, обошлось без рукоприкладства.
На рассвете его вместе с Осокиным и ещё двумя арестантами вывели из камеры, в глухом дворе их ждал «воронок».
Поздним вечером следующего дня они прибыли в Свердловск, а 29 октября 1937 года Марк Ярошенко на основании постановления Тройки при УНКВД Свердловской области за контрреволюционные террористические намерения по статье 58-10 УК РСФСР был приговорён к 10 годам лишения свободы.
Глава 4
Евдокия Ярошенко сидела за столом и при тусклом свете керосиновой лампы штопала проносившиеся брюки сына. Ваня носил их уже несколько лет и за это время успел вырасти, штанины поднялись на полчетверти выше щиколотки. Бедность заставила её перелицевать двое брюк Марка. Одни сын носил в школу – они были из тонкого серого сукна, а другие, которые она сейчас штопала, предназначались для повседневной носки. Ткань была тонкой и менее прочной, чем сукно и поэтому быстро износилась, хотя перелицовку Евдокия делала на полгода позже.
Костюм для школы Марк хотел купить Ване на Новый год, но не успел. Деньги, которые предназначались на приобретение билетов в Среднюю Азию, остались не потраченными, лежали зашитые в подушку. Использовать даже часть из них на покупку костюма Евдокия пока не решалась, потому что обезглавленную семью впереди ожидала полная неизвестность.
Полчаса назад дети ушли в свою отгороженную фанерой половину комнаты и улеглись спать, оттуда сейчас доносилось негромкое сопение. Оно заглушалось периодическим завыванием ветра за окном. Третий день на улице бушевала метель, температура воздуха опустилась ниже двадцати градусов. Обычная декабрьская погода для здешних мест. За шесть лет проживания на Урале дети привыкли к суровым зимам, но Евдокия до сих пор не могла переносить сильных морозов. Возвращаясь с работы в такие дни, озябшая, она сразу направлялась к печи, которую дети немного протапливали днём, приходя из школы, прислонялась спиной к тёплым кирпичам и долго согревалась.
Прошло более двух месяцев после ареста Марка, а вестей о нём так и не поступило. Каждый день Евдокия с нетерпением ждала письма от мужа.
Почту разносил семидесятипятилетний дед Мирон, появляясь на улице во второй половине дня в одно и то же время. Она знала этот час, и каждый раз выходила из барака ему навстречу. Худой, с высохшим жёлтым лицом, в изношенной телогрейке рыжеватого цвета, протёртой над карманами до дыр, из которых проглядывала оголившаяся ржавая вата, он был похож на уродливый трухлявый пень. Согнувшись под тяжестью газет в кирзовой сумке, Мирон тащился с батожком по улице медленно, волоча по снегу тяжёлые валенки. За десяток шагов до Евдокии он останавливался, поправлял съехавшую на лоб облезлую собачью шапку, и, переводя дух, подавал хриплый голос: