Свирепая нежность, или Двенадцать писем сокровенного человека (Шаграев) - страница 38


Носитель свода небес неприятно сузил глаза.

Расправил плечи.

Раздул крылья ноздрей.

От частого дыхания вздымалась и опадала грудь.

«Нет, он все-таки титан, с ним шутки плохи!» – мелькнуло в мозгу.


Но титан, похоже, научился хорошо владеть навыками психической саморегуляции.

Несколько раз глубоко переведя дыхание, он совершено спокойно констатировал:


– Я просто молчал. И – не потому, что молчание – золото.


Никому не дано быть абсолютно непроницаемым.

Никому.

Даже титану.


Его изящное вопрошание прошила давно скрываемая обида:

– Кто-нибудь когда-нибудь давал мне слово?!

Перебирая в уме перлы о нем, я растерянно выдавил:

– О тебе, конечно, вспоминали, что есть – то есть… Но, чтобы…

– То-то и оно. Итак…


Предвидя, что за этим последует упрямое «зачем», я предположил:

– Кто постиг молчание, полагаю, мог бы и сам догадаться.

– Станция – место отправления, прибытия и перевалки грузов. Не так ли?..

Титан грустно улыбнулся, и спросил с оттенком печали:

– Хорош груз сжатия времени, если на крюке, где висело сало, – кукиш?

И снова задумался.


Неожиданно перевел тему разговора.

– Заснул?..

Показав взглядом на спящего у моих ног волка, задумчиво произнес:

– Он свое дело сделал: спел кому надо песню любви, и – отдыхает.

Тем же тоном продолжил:

– Хорошо сделанная и хорошо завершенная работа – залог хорошего сна, а как быть с работой незавершенной?..

И всего лишь повел плечами.


Небеса опасно заколебались.

Заколебался и я.


За долгое молчание титан съел, видимо, не одну собаку, и научился смущать жесткостью правды, облаченной в искреннюю доверительность интонации:

– Я – не судья твоей реальности, а тем более – не ответчик перед ней. Зачем прикасался ко мне? Надо ли так далеко ходить за ответами на вопросы своего времени?..


Была в его суждении истина, но и ошибка была!

Именно потому я сдержанно адресовал ему встречный вопрос:

– Все ли ответы на вопросы своего времени – в ведении настоящего?..


Титан, действительно, постиг молчание: он не ответил.

Но завидную проницательность проявил сполна:

– Ты уходишь от прямых вопросов.

После некоторого раздумья, продолжил:

– Понимаю, понимаю… Страшно спрашивать у себя, в чем суть твоего незаслуженного наказания. Еще страшнее – нести ответственность за совершенное не тобою. Я когда-то ошибся в носителях веры, и это мое, но – заслуженное – наказание… А в чем смысл твоего наказания?.. Как говорится, судьи кто, и в чем твой грех?


– Наказание?!..


Я повторил не однажды произнесенное до этого слово и понял: вот он – ответ.

Ответ, проявив себя, растворил все составные моей давней усталости.

Она испарилась, словно ее и не было.