– Я… я не собираюсь выживать такой ценой, – наконец выдавила из себя Соня. Слова шли тяжело, шершаво. – Я хочу остаться человеком.
И едва это произнесла, как поняла – это правда. И дело не в снующих повсюду полицейских, и не в том, что ей предлагает убить его именно обожаемый дед. Хотя от этого было немного больно. Словно он потерял веру в неё, решил, что она ничуть не лучше других чернильных. И оттого, что это немного, но правда, было еще горше.
– Я ему так и сказала, но старый дурак просил уточнить, – в голове бабушки отчетливо звучало облегчение, но Соне уже было всё равно.
Она расплакалась.
– Передай деду, что я его очень люблю, – сквозь слезы проговорила она. – И маме. И… бабушка?
– Я слушаю, слушаю, – торопливо откликнулась та.
– Тебя я тоже очень люблю, – Соня разрыдалась еще сильнее. – Я, наверное, уже скоро… Я не боюсь, правда! И вы не бойтесь. Это не больно, я видела. Только… Только… пусть тут в нашей квартире еще пока поживет мальчик и покормит моего кота, хорошо? Ему некуда идти.
– Ты завела кота? – удивилась бабушка и сухо добавила. – Тот мальчик, что всё рассказал о чернильных и убийствах?
– А откуда ты?.. – Соня так удивилась, что перестала плакать.
– Ты думаешь, я не узнаю свою внучку на фото из-за того, что ей замазали лицо? – теперь была очередь удивляться бабушке. – Пусть живет. Если он хоть немного осознает, что сделал, ему сейчас должно быть совсем не сладко.
– Кто звонил? – в комнату опять заглянул Радик.
– Не твое дело, – грубо ответила Соня, снова падая на кровать и переключая канал. Несколько минут она пыталась вникнуть в передачу, где на полном серьезе предлагали вернуть смертную казнь. Сторонники этого решения видели сразу два положительных момента – и среди чернильных многие побояться идти на убийство, если за него будет положена высшая мера даже несовершеннолетним, и на казнь можно будет приводить зарегистрированных и «законопослушных» зараженных, продляя им жизнь.
Противники же настаивали, что такой прецедент приведет к общему ужесточению законов, и высшая мера станет нормой не только для зараженных, а для всех. И разве затем они платят налоги, чтобы тут законно убивали детей?..
На «налогах» Соне стало скучно, она щелкнула пультом и повернулась к всё еще стоявшему у дверей Радику.
– Ну чего тебе? – недовольно спросила она.
– Тебе там звонят на городской, – он замялся. – Кажется, это Эдуард.
– Ты взял трубку? – Соня подскочила на месте. – Совсем дурак?
– Я сказал, что я твой брат, и голос изменил, – защищаясь, ответил Радик. – И потом, ему, похоже, всё равно. Он как-то очень нервно тебя позвал.