И вдруг шакал взвыл, выплескивая семя на грудь. Бессильно оперся придавливая. Впрочем, я почти ничего не понимала, не видела. Вся моя сущность была устремлена туда, в небеса. Туда, где по поверьям жили боги.
– Помоги, – шептала я, едва разжимая губы. – Помоги.
Вскоре тяжесть ушла, Вантес поднялся, поднял на ноги и меня. Стер платком следы насилия, поправил платье, а потом поцеловал, на этот раз в щеку.
– Дорогая, вы были великолепны, – лучась от довольства, сказал он. – Так и быть, я ежевечернее до самой свадьбы буду наносить вам визиты. Уверен, ваш отец не будет против.
Затем он снова ухмыльнулся и, наконец, оставил меня одну.
Когда дверь за шакалом закрылась, я встрепенулась. Первым порывом было броситься из окна, но я силой воли заставила себя отойти подальше. Надежда есть, пока не уверюсь в том, что богиня отказала в помощи, буду ждать. Сейчас, главное, принять ванну, чтобы смыть прикосновения.
Да-да-да. Иначе я умру.
Кормилица ждала в комнате, было видно, что медведица взволнована.
– Душенька моя, как…
Вопрос застыл на губах.
– Живая Мать! – ахнула она, заметив меня. – Неужели подлый шакал воспользовался?
– Нет, нянюшка, не решился, – я грустно улыбнулась. – Побоялся гнева богини. Пощадил, но…
Я невольно всхлипнула. Номи всплеснула руками, а потом обняла.
– Душа моя, поплачь, станет легче. Все забудется, все уйдет, былью порастет, – причитала она, сама едва не плача. – Обещаю, чтобы он не сделал, все забудется. Исчезнет, рассеется, как туман.
– Исчезнет, – простонала я. – А, может, и я исчезну.
– О чем ты говоришь, малышка?
– Я попросила богиню, всем сердцем попросила дать мне любовь.
– Вот и славно, – выдохнула Номи. – Вот и хорошо. Решилась, душенька моя.
Я заплакала еще горче, выплескивая со слезами пережитый страх и унижение. Только рядом с кормилицей чувствовала себя защищенной. Пусть ощущение было и обманчиво, но я хваталась за эту иллюзию, позволяя себе забыться. Хоть на чуть-чуть, хотя бы на самую малость.
А потом Номи помогла принять ванну, терла изо всех сил, не жалея, и я была за то благодарна. Вскоре вымытая до скрипа и уставшая, будто помогала отцовским работникам в поле, я уснула. Бдительная кормилица прикорнула рядом в кресле, оберегая покой.
Утром матушка вновь потянула меня по лавкам. Я и была бы рада остаться дома, отдохнуть, да только непонятное чувство гнало прочь. Мы обошли несколько салонов, прежде чем я увидела вывеску: черную, лаковую, будто осыпанную блестками. На ней была изображена стрекоза и виднелась надпись: «Гадальный салон жрицы».
Я против воли остановилась, сердце быстро забилось, дыхание стало прерывистым. Неужели моя просьба была услышана, и богиня послала спасительницу?