– Нужно как-то дать о себе знать.
Некоторое время мы молчали. Никто не придумал, как подать сигнал, не угробив нас при этом.
– Ладно, нужно что-то поделать, иначе сойду с ума от мыслей, – сказала я. – Пойду приготовлю поесть.
Юлиана тоже убежала наверх – собирать и переносить свои и дочкины вещи. Самуэль стоял возле разбитого окна и задумчиво тыкал пальцем в снег. Мне хотелось хоть как-то его приободрить, но слова не находились. Поэтому я просто обняла со спины, прижалась, вдохнула знакомый аромат. Он накрыл мои скрещенные руки своими, чуть сжал.
– Мы справимся, – тихо проговорил он.
– Справимся, – эхом повторила я.
Спустя час обед был приготовлен. Еще через полчаса – съеден. Юлиана и Карин обосновались на первом этаже, заняли диван. Самуэль исследовал дом, становясь все угрюмее. За ним, будто хвост, носилась племянница. Я не мешала, от нечего делать уселась на шкуры рядом с камином и смотрела на огонь. Вскоре рядом присела Юлиана. Некоторое время она молчала, а потом решилась заговорить.
– Спасибо, Мари.
Я с удивлением посмотрела на нее.
– За что?
– За спасение Карин.
– Юлиана…
– Ты могла бросить ее там, спасаться самой. И никто бы тебе слова не сказал, в такие моменты человек становится другим.
Но я-то не человек, Юлиана. Правда, ты этого не знаешь.
Вслух я сказала другое:
– В тот момент именно Карин помогла мне дойти. Я вцепилась в нее, будто в спасательный трос. Так что, Юлиана, тебе нужно благодарить свою дочь, не меня.
Юлиана кивнула и вдруг заплакала. Мне ничего не оставалось, как обнять ее.
– Все будет хорошо. Ради дочки ты должна быть сильной.
Как и мы все.
Наступила ночь. По крайней мере, часы Самуэля говорили об этом. Юлиана с дочкой уже спали, намаявшись за день. Я уснуть не могла, пялилась в темноту, слушала стоны дома. А он именно стонал, из последних сил сдерживая снег. Самуэль лежал рядом, его дыхание было спокойным, он не шевелился. Но почему-то я знала, он тоже не спит.
Прошла ночь, прошел день и еще одна ночь. А следующее утро принесло еще одно неприятное известие. Заболела Карин. У малышки был жар, щеки раскраснелись, губы потрескались, глаза неестественно блестели. Она пыталась хорохориться, но все понимали – это ненадолго. Болезнь поедала ее силы, а из лекарств только бинты да мазь от ушибов.
Первой мыслью было перекинуться и набрать своей шерсти, чтобы связать малышке хоть что-нибудь. Но я быстро ее отбросила, у меня не было ни спиц, ни крючка, ни обычной пряжи, без которой лисья шерсть просто бы не удержалась, будучи слишком скользкой.
Юлиана осунулась от волнения и не отходила от дочери, обтирая лицо и тело влажной тряпкой, заставляя выпить хоть немного воды. А Самуэль, наконец, нашел выход, но его идея никому не понравилась.