– Прости, – сказала она. – Я думала, ты была от него беременна. Ты из Кореи ему звонила. При мне. Я точно помню, как ты звонила…
– Я не была от него беременна.
Она извинилась, на этот раз, одними глазами. Сжав губы, я простила ее: что мне еще оставалось? Ирка была права: лишь деньги дарят нам свободу и независимость.
Мы трое сидели в «Пуле».
Народу было немного: с тех пор, как «Пул» перестали посещать хоккеисты, большинство ушло вслед за ними, в «Госпиталь». Но мне «Пул» нравился. И мягкий свет, и кирпичные стены, и куча, навеки оставшихся здесь, приятных воспоминаний.
Бонечка, сидевшая у стойки, к ним точно не относилась. Она уже выпросила у Кана тысячу «в долг» и теперь пила, тихо радуясь про себя тому, что возвращать не придется. Кан ею брезговал. Это значило, что он не прижмет, как сделал бы Макс. Я молча думала: а ведь все могло быть иначе. Я сама могла бы сидеть здесь с ней. Такая же толстая, пьяная, некрасивая… И без сисек!
Видимо, Дима мыслил в том же ключе.
– Можешь поверить, что ты так выглядела?.. – спросил он почти касаясь губами моего уха.
Я задрожала, но не от слов, от прикосновения. Соня все еще была в туалете и я слегка повернула голову – чтоб видеть его глаза. Они были пустыми, как и всегда. Ничего абсолютно не выражали. И рука, лежавшая на спинке дивана, поверх моего плеча, была неподвижна.
Разочарование было настолько сильным, что я едва сдержалась, чтобы не заорать. Конечно, он был не виноват. Он ничего мне не обещал, это карты все обещали. Но равнодушие вкупе с оценками моей внешности, вывело меня из себя.
– Какая тебе разница, как я выгляжу? – я резко встала и пошла в туалет. – Сам выпей, похорошею!
– Ну? – спросила Соня.
– Баранки гну! – огрызнулась я, сжав пальцами раковину.
Так зла была, что мира перед собой не видела. Слезы сжимали горло. Хотелось кричать, бить ногами, что-то разбить. Соня ни в чем не была передо мной виновата. Просто она цепляла его, а я – нет.
– Я домой поеду. Сил моих больше нет.
– Что он сказал?! – возмутилась Соня.
– Что я могла бы выглядеть, как Богданова.
Ее брови выгнулись.
– И?..
Я растерялась.
– Это, как бы, не комплимент.
– Это, как бы, Кан. Дима-Матрица. Он пальцами щелкнет и девки поубивают друг друга, чтобы он просто раз на них посмотрел. Проще будь, хорошо?
– Проще – андэ, – ответила я. – Ты же сама все слышала: он любит только сложные операции.
– Ты что, серьезно понимаешь все то, что он говорил?
– Большую часть слов. К примеру, «сложное», «путаный диагноз», «противоречивые симптомы».
Соня развеселилась. Она взяла меня за руку и сжала ее в своих.