Мозг расплавился, сознание растворило реальность, полностью отдаваясь своей любовной мечте. Какое-то время он сдерживался; по крайней мере, пытался. Но вскоре взял свой привычный ритм и кровать истерически застучала рамой о стену. Я перестала сдерживаться. За стенкой не сидели, словно три парки, Бонечка, Ирка и я сама. А если бы и сидели?.. Черт с ними, пусть хоть весь двор слушает!
А потом он глухо зарычал мне в плечо, заглушая негромкий и потому оглушительный треск.
– Господи! – возбуждение, как рукой сняло.
Кан удержал меня, толкнув на матрас. Быстро и ловко подложил под бедра подушку.
– Я абсолютно здоров, если не считать бесплодия. Честно, зайка, клянусь. Но мои простыни – это египетский лен… Дай мне секундочку, хорошо? Потом, я принесу полотенце.
– Уверен? – я покосилась на его профиль, бездарно играя роль.
Не открывая глаз, Дима чуть раздвинул губы в улыбке.
– Да, врушка.
***
Он никогда не был разговорчив. Да и о чем было разговаривать? Я уже вдоволь наговорилась с ним за эти три года. Наругалась, наострилась, наобижалась… И, как ребенок, получивший пони на Новый год, в перерывах, я просто наслаждалась моментом. Гладила, целовала его волосы, шею, плечи. Водила пальцем по выступающим венам на сгибе локтя, по его мускулам. Он был совершенен. Я так ему и сказала.
Он не ответил. Лишь улыбнулся коротко и взял сигарету.
Занервничав, я тоже взяла одну. Опояска фильтра в «Парламенте» была чуть длиннее, чем фильтр и сунув язык в утопление, я вдруг отчетливо поняла: Кан не мой уровень. Я даже сигарет, которые он курил лишь до половины, позволить бы себе не могла.
Какого хрена я здесь?
Дым был колючим и горьким. Как и прозрение.
– Я думал, ты бросила…
Я мрачно посмотрела в окно. Туда, где если подняться на ноги, открывался прекрасный вид на окна моей бывшей квартиры.
Переезжая тогда на Речной вокзал, к Андрюше и Сонечке, я думала, случай с Максом многому меня научил.
Я зря так думала.
Это только что стало окончательно ясно. Я все еще была с Димой, моя голова еще покоилась на его плече, но волшебство рассеивалось. Реальность выглядывала из-за газовых занавесок. Под потолком плавали кольца дыма: поставив пепельницу на сухой и твердый, как стиральная доска, пресс, Дима задумчиво притворялся Гендольфом.
– Что теперь? – спросила я, затушив сигарету.
Дима пошевелился и, чуть прищурившись, посмотрел на меня.
– В смысле?
– Ты знаешь.
– Знаю – что?
Я все поняла. У меня хватило духу не разрыдаться. Довольно крепко встать на ноги и отыскать свои трусики среди валявшейся на полу одежды.
Громко скрипнул матрас: Дима приподнялся на локте.