Я молча в ответ краснела.
Не из-за Тимы. Просто, когда Кан уехал, к нам в гости стал то и дело заглядывать его друг. Точнее не к нам. К Сонечке.
Ситуация была раскалена до предела.
Я то готова была простить ее, то прикончить, то мучилась совестью, то любила, то снова готова была убить. Она, то звала меня к ним присоединиться, то угрожала убить во сне, за то, что я никогда ее не любила, то прямым текстом клялась, что между нами все кончено, но тут же, опомнившись, просила не верить ей. Я, в ответ, лупила кулаком по столу и напоминала, что с этим-то проблем больше нет. Я ей теперь Станиславский:
НЕ ВЕРЮ!
На этом моменте она переводила стрелки на Кроткого, который, якобы, все начал. Кроткий говорил, что ничего он не начинал. Он просто мужчина и слова «надо» ему два раза не повторяют. Мне тоже «надо» было. Причем, постоянно надо. Я шла по жизни в полубреду и мне со всех сторон мерещился Дима.
От остальных тошнило. Даже от Макса. Один только запах его парфюма, который мне раньше нравился… Возможно, из-за того, что я переела своих омлетов с цукини и желчный пузырь дал знать о себе тошнотой и отвращением к людям и запахам. Такого со мною никогда не случалось прежде. По крайней мере, одновременно. Обычно хотелось чего-то конкретного: либо секса, либо блевать. Теперь того и другого хотелось одновременно.
Возможно виной тому были две пары, что постоянно обжимались у меня на глазах.
Когда после сдачи номера, водитель Дениска оттранспортировал домой Шефа, то возвратился за мной. Мы битый час целовались в машине у моего подъезда. Мы «встречались» почти неделю, но в квартиру он никогда не входил. Жена и теща, как уверял Дениска, подвязывали что-то ему на член. Чтобы убедиться, якобы, что он им не пользовался.
Я ржала в кулак. Жена могла спать спокойно: у Дэна попросту не стоял. Судя по его мышечной массе и куче дополнительных признаков, мой новый красавчик сидел на гормонах и бог знает чем еще. Его импотенция не мешала нам целоваться в машине по вечерам. У Дениски были такие приятные губы и почти полностью отсутствовала щетина, что делало его поцелуи безвредными для моего подбородка.
Он был нечто среднее между Максом и Сонечкой и мне чертовски нравилось, что он никак не мог испортить мне жизнь. Я ни чем от него не зависела. Я даже на социальной лестнице стояла чуть выше и это было приятно.
Приятнее, чем наблюдать, как Макс целуется с Сонечкой.
Итак, я вышла. Денискин, то бишь, редакционный «Марк II», мигнул на прощанье красными фарами и скрылся за поротом. У подъезда, на холостом ходу, тарахтела незнакомая легковушка с тонированными стеклами. Решив, что кто-то занимается в ней тем, чем мы с Дениской, я коротко посмотрела на номера и, не придав значения, достала ключ от подъезда. И тут легковушка ослепительно подмигнула мне дальним светом. Мотор заглох.