Я яростно, во все глаза смотрела в коротко стриженный затылок, но Макс нарочно не оборачивался. Это было не просто хамством; это было плевком в лицо, которое он растер подошвой ботинка. Значит, с Бонечкой он готов появляться на людях, а со мной, которую так прекрасна, – нет.
У меня защипало в носу. Стало ужасно жаль ночи, что я провела с ним, купившись на безудержное вранье. Так горько я не жалела даже о том, что ничего не в силах сделать для Скотта.
– Что? – спросил Макс, крутя зажигалку и упорно не поднимая глаз. – Я че-то не так сказал?
Я, сидя на тумбочке у порога, стряхнула с узкого замшевого носа ботинка капельку, вероятно снег и вжикнула молнией.
– Как с Жанной чаю попили? Торт был?
– Ой, все, Макс? – умоляюще протянула Ирка, видя, что если я сейчас только рот открою, то слезами смою весь макияж. – Пошутили и хватит. Я знаю, что ты Сане сказал и…
– Да? – на этот раз он поднял глаза. – А я еще раз узнаю, что ты пытаешься ей ебаря подогнать, я тебе ячейку в морге организую.
Ирка делано рассмеялась. Чмокнула в его сторону накрашенными губами. Помахала рукой и выпнула меня из квартиры. Быстро, но… Недостаточно быстро.
– Линочка-моя-девочка, – бросил Макс, – если я тебя с мужиком увижу, я тебе башку проломлю!
Дверь захлопнулась.
«Дискотека начинается с вешалки»
В предбаннике ошивался Кан.
Бледный, набыченный, в черном. Вид у него был такой, словно Дима изжогой мучился и при виде меня ему совсем поплохело. Он перестал кривиться и словно заледенел, упершись глазами в точку на моем лбу. Я попыталась проползти мимо, но… он сделал шаг в сторону и преградил путь.
– Здравствуйте, – нейтрально и ровно промолвил Дима.
«Сам не сдохни!» – подумала я и еще нейтральнее, еще ровнее, кивнула в ответ. Ирка радостно ему улыбнулась. Она всегда так скалилась, когда его видела. Словно он весь был из долларов.
Дима кивнул ей. Вежливо! Снова скривился, закусил губу и прищурился на меня. Как на перевернутый самосвал с навозом.
– Как твоя девственность? Хоть Макс справился?
– Да иди ты! – вырвалось у меня.
Ирка прыснула. Димин взгляд стал тяжелым, как лом.
– За базаром следи!
Я дрогнула, но не сдалась. Шепотом, чтобы только он мог слышать, спросила:
– Господин назначил меня смотрящей за рынком?
– Мое терпение, – проговорил Дима медленно, – имеет четко очерченные границы. Ты стоишь в пяти сантиметрах от красной линии.
Я отступилась. Кан был сильнее. Физически и морально. Что я могла сказать? Лишь молча обидеться и уйти… мастерить его восковую куколку. В старой уже не помещались иголки…
Он удержал меня; схватив за локоть, рывком развернул к себе.