В этом знании была, своего рода, мрачная гордость. И какой-то воинственно-нелепый задор: не пойти ли мне, пригласить на медленный танец Диму. Его, охреневшие от такого счастья, глаза, представлялись мне очень круглыми.
Среди серых стен молчанья,
Нас судьба свела случайно,
Ты позвал меня с собою,
И назвал своей судьбою…
Женский голос отражался от черных стен, я слегка качалась, сидя на табурете. Красивая была песня. И Дима тоже… Пользуясь разделяющим нас расстоянием, я смотрела на него, не отрываясь, как дикарь на тотем и думала. Что я опять ему сделала? На ногу наступила, выбираясь из-за стола?
Что?!
Мы с его мамой просто выпили чаю. Поговорили о том, о сем. Я рассказала ей, почему не общаюсь с матерью. Не из-за этого же Дима так зол.
Укрытая темнотой, я была уверена, что он не видит меня… и смотрела не отрываясь.
Желтые и красные блики освещали его лицо, словно он сидел у костра. Лицо абсолютно ничего не выражало. Совсем. Даже у восковых кукол на лице было какое-то выражение; Дима же обладал мимикой акулы. Если ему требовалось сместить фокус, то двигались лишь глаза. Он вдруг сместил его и посмотрел на меня.
В упор.
Сердце забилось, когда он встал. Сильно-сильно.
Совсем как в детстве! Когда в стремительно густеющих сумерках, я пробегала мимо зиявшего душной темнотой подвального люка. Того, из которого согласно детским поверьям, за нами наблюдала Длинноносая Бабка.
Чем эта выдуманная Бабка так ужасала? Про нее даже легенд не ходило. Так – присказка: «Кто последний, того Длинноносая бабка увидит!» Но мы с визгом неслись во всю прыть, чтобы поскорее обогнуть торец дома и скрыться от Бабкиных всевидящих глаз.
Точно так же на меня сейчас воздействовал Дима. Как только он встал, я рысью бросилась прочь, стуча каблуками, как Серебряное Копытце.
– Ир, я, пожалуй, лучше домой пойду, – выпалила я, с трудом восстанавливая дыхание, возле барной стойки.
Она удивленно застыла и отвернувшись от своей приятельницы, уставилась на меня в упор.
– В чем дело?
– Дима!.. – страдальчески простонала я.
– Лена, – перебила она таким тоном, словно вколачивала мне в череп гвозди, а не слова. – Хватит!
Так со мной говорила бабушка, когда я с визгом врывалась в подъезд, вообразив, что Бабка меня заметила. Глубоко дыша через нос, я села.
– Я пытаюсь, но у меня мурашки по коже.
– Это же Дима. От него у всех мурашки по коже!..
Я гневно открыла, но тут же закрыла рот.
– Мы всегда можем поехать в «Шанхай», – начала было Ирка. – Сережа, тоже не хуем шит… Кроткий тебе ничего не сделает.
Она не договорила; ухватилась взглядом за рыжеволосую девушку, которая увлеченно тараторила с кем-то по крошечному оранжевому телефончику.