– У него просто разыгрался гастрит, – жалко блеяла я.
– И эпилепсия! – он снова начал вскипать.
Я смолчала, ненавидя его все яростнее и все яростнее при этом желая. Если у кого на этаже и был приступ, то не у Димы!.. Но я молчала. Иначе, лежать мне сегодня в гипсе, как египетской мумии.
Ломая руки, как Русалочка перед последним рассветом, Макс расхаживал по кухне, возбужденный донельзя. Его грудные мышцы, и без того довольно заметные, вздувались словно две пузатые гири.
– Когда речь шла о чмыре, вроде Азы, надо было просто-напросто послать его на хуй и позвонить мне! – орал Макс, словно это я с кем-то трахалась, пока он наваривал девчонкам супы. – Ты знала, блядь, что Кан будет в «Велике»! Вот почему так рвалась туда без меня! И теперь опять пиздишь мне в лицо. Думаешь, я тупой?! Не видел, как ты по нему текла, прямо у меня перед носом?
Он гарцевал по кухне, как буйный тяжеловоз и матерился, словно извозчик, приписывая мне все новые и новые сакральные знания. Не в силах понять, с чего он так взбеленился, я, против воли любовалась игрой его мышц под тонким свитером и блеском отбеленного в Китае оскала. Как я любила Макса сейчас. Его животную, обращенную ко мне страсть, свирепую как лесной пожар. Ах, почему он не был таким со мною в постели?..
Упруго расхаживая по кухне, сын учительницы русского языка, объяснялся так виртуозно, что приличных слов почти что не требовалось.
– У этого мудака, сука, только в одном Хабаровске три фирмы блядей! Что же, сука, ни одна не могла ему суп, сука, сварить?!!
– Одна могла и сварила! – напомнила я. – Теть Жанна улетела еще вчера…
Макс сбавил тон, не зная, как взять эпитет обратно. Он поступил, как мужик: наклонился, схватил меня за плечи и довольно сильно встряхнул. Я вырвалась и вжалась в холодную стену.
– Если, блядь, тебе сказали не нарываться, какого хуя ты нарываешься?! Ты могла ему что-нибудь сорвать и тогда что?.. Сколько раз тебя, блядь, спрашивать: ты понимаешь, кто такой Кан?!
Я мысленно перебрала своих информаторов.
Полковник уверял, что Дима в одиночку разворовал всю армию и продал страну, Бонечка – что он проститутка, Ирка, что все-таки – сутенер. Я лично думала, что кровь юной девы капнула случайно на его гроб и пробудила Диму от спячки.
– Я понимаю, кто такой Кан. Чего я не понимаю, так это какое право ты имеешь так на меня орать. Ты меня трахнул и бросил. Еще и лапши на уши навешал, что любишь и я теперь – твоя девушка!
– Ах, это я тебе лапши на уши на вешал?! Пиздишь на каждом шагу, а потом меня обвиняешь в том, что я не выставил себя еще большим кретином! Блядь, как я тебе, суке, поверить мог?! Я же собственными глазами…