Демьян же не хотел заходить в камеру, хотя уже был в ней, он просто сел на корточки, облокотившись спиной к железной двери, и смотрел в потолок на лампу.
– Я же только вёз этот чёртов картридж для этого принтера и ничего больше! 17 лет, ну как так? Мне сейчас 20 лет, это когда я выйду, я и матери, и никого не увижу в живых, ни бабушку, ни дедушку, ни у сестры на свадьбе не погуляю. Господи, за что? – начал выть Демьян и бить в это время по двери своей головой.
– Оттащите его, не хватало нам сюда вертухаев, быстро, – скомандовал Иваныч.
Демьяна оттащили от двери и начали приводить в порядок. Психическое состояние парня было очень сильно расшатано, тут и психологом не нужно быть, чтобы понять, человек надеялся на иной исход своего дела, но, получив столь суровый приговор, он явно понимал, что всё для него кончено.
– 17 лет, 17! – продолжал он сокрушаться. – Как мне дальше этот срок тянуть…
В этот момент дверной замок камеры снова сообщил всем, что сейчас дверь будет открываться и в камеру зайдёт новая партия арестантов.
Но в камеру завели одного арестанта, и после того как дверь закрылась, он встал на колени, наклонив голову низко к полу.
– Маруся приехала, – каким-то мягким голоском кто-то словно пропел из арестантов.
– Георгий, вот посмотри, – указывая сжатой в кулак ладонью правой руки, просипел Иваныч, – это наш дырявый петушара.
Георгий слез с нар и сел за стол, понимая, что сейчас что-то должно произойти мерзкое, низкое, и ему от этой мысли стало нехорошо на душе.
– Так вот, – продолжал Иваныч, – это наш опущенный и дырявый петух, к нему любому арестанту запрещено подходить, запрещено прикасаться, запрещено получать от него какие-нибудь вещи, продукты, а главное – с ним «западло23» сидеть за одним столом.
– Ну ты, Маруся, – окликнул сидящего на коленях маленький арестант, забравшись на свои нары, – давай-ка убери дальняк, а потом полы помой в хате, чтобы насухо всё было сделано.
– Да, сейчас сделаю, – ответил арестант, вставая с колен и сгибаясь в туловище в форме буквы Г.
Чуть позже Беридзе был представлен своим сокамерникам, которые не проявили особого интереса к его личности, разве что предложили ему поесть вместе с ними хлеба с колбасой и сыром, но Беридзе отказался.
Спустя час после того как полы были помыты, а туалет почищен, Марусе разрешили занять своё место у дальняка и привести себя в порядок.
К этому моменту камера начала жить своей обычной жизнью, тем более ужин уже всем раздали, и до отбоя оставались считаные минуты. Баланда в этот день была более или менее на вкус приятная, и Беридзе её съел, приятным бонусом было есть её с колбасой, которую ему также дали сокамерники.