– Ты что – неграмотная? Читать не умеешь? На двери для кого написано, как готовиться к аборту надо?
– Извините, – пробормотала Яна и глупо прибавила, – Я в первый раз.
– Да по мне хоть в двадцать пятый, а цирюльников у нас тут на всех нету. Побриться не удосужилась? – вдруг злобно заорала на нее медсестра, а потом, круто развернувшись, протопала куда-то к двери, и Яна к своему ужасу услышала, как открылась дверь и медсестра гаркнула в очередь:
– Следующая, одна, не пара! Одна, говорю! – за дверью послышались возбужденные голоса, который смолкли, когда медсестра снова проорала:
– Да все равно мне, кто из вас первый, сами разбирайтесь, и не задерживайте, у нас тут таких каждый день…
– Кресло освобождаем, чего разлеглась? Ни пеленки нет, не побрилась, пришла тут барыня малолетняя, понимаешь…
Яна, с шумом в голове и не веря в происходящее, покорно слезла со стула и, прикрывая руками лобок, тенью проскользнула к кушетке. На нее никто не смотрел, а рядом уже торопливо скидывала с себя одежду другая женщина.
Она уже открывала дверь, когда одна из белых халатов, по виду санитарка, сказала ей:
– Погоди. На вот тебе, иди в туалет, там побреешься и приходи, без очереди тебя пропущу.
Она сунула Яне в руки бритвенный станок, и та еле слышно прошептала:
– Спасибо.
В туалете было три кабинки без дверей, разделенных деревянными перегородками, и кособокая раковина. Яна попробовала было открыть горячий кран, но он безнадежно провернулся, не выцедив ни капли воды. Затравленно оглянувшись, Яна зашла в самую дальнюю кабинку, задрала юбку и стянула колготки с трусиками. Старый станок с ржавым лезвием безжалостно драл кожу, хаотично выхватывая клочки волос. Руки дрожали.
Внезапно Яна остановилась и без сил уселась прямо на немытый унитаз. Непрошеные слезы застилали глаза, что-то внутри мерно и гулко колотилось, и незаметно для себя она начала бездумно качать головой, словно повинуясь этому внутреннему ритму. Рука со станком продолжала тем временем дрожать в другом ритме, не таком мерном и более частом.
Она словно очнулась, когда услышала, как дверь в туалет открылась, и какая-то-то женщина, коротко заглянув в ее кабинку, ойкнула и заняла другую.
Яна, словно робот, встала с унитаза, механически натянула штаны, аккуратно расправила юбку, подошла к раковине, положила на ее краешек станок. Аккуратно и тихо прикрыла за собой дверь и, ничего не видя перед собой, прошла по коридору под любопытными взглядами притихших женщин.
Мысль назвать его Ромкой пришла в январе, причем как-то вдруг. Яна даже вздрогнула: как же она не догадалась раньше? И ее татуировка, которая все это время словно прожигала ее плечо, вдруг обрела смысл и значительность. Конечно же Ромка! Romka… Яна ликовала – впервые за несколько месяцев на нее словно снизошла благодать, она про себя смаковала это короткое и милое имя, и с каждым разом оно звучало все лучше и лучше.