Также я поймал себя на том, что стал как раз таким, кого недолюбливал прежде. Помнишь, я говорил про сумбурных караванщиков, которые не видят красот Пустыни? Я стал одним из них. Сколько я ни вызывал в памяти восхищение, больше не было никакой мистерии в движении, никакого пророчества в ее песках. Жар, усталость, общий ритм, на который постоянно хочется то замедлиться, то ускориться. А я подумал, что утраченное чувство не более чем мираж: оно было, когда я только вырвался на свободу. Щенячий восторг – реакция на насвежо отгрызенный ошейник. Теперь мне не с кем бороться за свою свободу – и я не испытываю эйфории от глотка воздуха. Думаю, это хорошо. Значит, чего-то я все-таки добился в психологическом развитии. Можно перевести дух на достигнутом. В общих чертах я чувствовал себя хорошо. Хотя, знаешь, пыль, дорога, пошлость жизни, говор мужичков. Болтовня работяг меня уже не интересовала: наслушался, успокоился. Чтобы двигаться дальше, нужен новый запал.
Я поделился этими мыслями с мужчиной лет сорока. Он держался поодаль ото всех и наблюдал, явно что-то замыслив. Он был похож на царя, присматривающего свысока за подданными. Я решил поделиться с ним своими мыслями. Разговор обещал быть занятным.
– Тебе нужен новый смысловой узел, – сказал он, а я его не понял.
Тогда он рассказал мне историю о двух садовниках:
– Они были друзьями, очень близкими душами, но один из них был угнан в рабство и многое пережил. Но потом жизненные бури утихли, он вновь стал садовником в далекой-далекой стране. Он помнил о своем друге и написал письмо, которое долго-долго путешествовало и наконец достигло цели.
– А что в письме?
– О, он выразил всю свою душу! Он искал слова, которые утвердили бы их дружбу спустя столько лет… Которые передадут его любовь, согреют на весь остаток жизни. Потому что он знал, что это будут его единственные и последние слова давно исчезнувшему за горизонтом близкому человеку – дай Бог, чтобы тот был еще жив! Да и письмо может не дойти…
– Но он получил его?
– О да!
– И что же тот написал?
– «Этим утром я подрезал мои розы…»
– И только?
– Да. Всего несколько слов – последних. И разве что надежда на встречу в вечности.
Я задумался и вдруг понял. Я понял!
Теперь и я знал, что автор этой записки жив: и живо не одно его тело, жива его душа. Жива его любовь к другу, к саду с розами, к своему делу, пути, к миру, жизни и людям. Жива добрая память о прошлом. Жива и натянута нить, ведущая к другу – он со своей стороны продолжал держать ее. И что бы ни было в его жизни, жив он – такой, каким друг его помнит, его сущность. И они ведь оба знают суть друг друга… А что на самом деле можно сказать самого главного? Когда разделяют годы. Лишь: «Я все еще существую, и, в общих чертах, все хорошо. Надеюсь, и ты. Я помню о тебе». Вот и все сказано.