Бесплодная смоковница (Миронова) - страница 48

Я был смущен и ликовал. И решил поделиться пророчеством из сна.

– Да ты мессия, должно быть! – воскликнула она и пала передо мной на колени.

Я попросил ее подняться. Сказал, что мне неловко, и пригрозил, что уйду. Она с благодарностью поднялась, но на сердце мне упал камень. Я подумал было, что это страх перед новым. Сейчас милее мысль, что так я распознал ложь, но слишком самонадеянно так считать. Может, где-то в глубине мне припомнились слова Соломона: «Все пройдет»? Не знаю точно, но что-то эдакое…

– Если тебе не трудно, проповедуй у меня в доме, – попросила она.

Я согласился. Она собрала своих домашних и кого-то из соседей. Они тесно уселись в узкой комнате и принялись слушать. Я начал речь. Не буду повторяться, ты ее уже слышал. Я не распространялся о том, откуда у меня эти мысли. Просто выдавал свои требования о праведной жизни, и они слушали. Так внимательно, словно это был самый важный момент в их жизни, а я – единственный знаток истины из тех, что встречались им на пути. Такова была сила авторитета этой старухи, но это я понимаю уже сейчас. А тогда казалось, что на них распространилась магия дарованной мной истины. Что я передаю им мысли Бога. Я упивался этим чувством, упивался собственной святостью и величием момента, который я, естественно, с Божьего благословения, смог сотворить для этих людей. Я вдруг понял, что чувствовал Моша, когда наконец люди услышали его. Понял, каково должно было бы быть мессией, которого мы все ждали. Я побывал в его шкуре, я слился с ним, я был с ним единым целым и был счастлив, как счастлив должен был быть он. Если он уже был, конечно. Я ведь не знаю, да и никто не знает.

Признаюсь тебе, в тот момент мне казалось, что я… Теперь-то я знаю, что все вздор!

11. Дорога на Иерусалим

РАЙДО

Эти утром я подрезал мои розы.

А. де Сент-Экзюпери. Цитадель


Поздно ночью я вышел один на дорогу. Прохлада, луна, ветер. И ощущение, что случилось что-то явно не то. Как, наверное, когда разгоняешься, чтобы взлететь, а вязнешь в разжиженной глине. Здесь, в этой ночи, я вновь стал самим собой. Оказывается, у меня было очень сильное чувство пути. Просто пока я был постоянно близок к тропе, оно не различалось. Незаметное, потому что естественное. А утратив и глотнув вновь, я ощутил. Дальше, просто дальше. Бежать!

На ночь я все же остался. Утром выяснилось, что внук хозяйки собирался вместе с караваном отправиться в Иерусалим. Я, конечно, привык странствовать в одиночестве, но рано или поздно нужно же вылезать из норки и становиться частью общества.

Покинув душный дом, я не мог надышаться простором. Обо всех сомнительных историях, что со мной произошли, предпочитал не думать: в этом беспокойном верчении не было точки опоры, чтобы строить сетку координат и ориентироваться в пространстве. Успокоиться и жить дальше. И, может, когда-то жизнь станет понятнее.