Я находился в мрачном пространстве, где были лишь земля под ногами – может и не земля, но точно что-то твердое – и нечто менее плотное сверху. Не воздух и не вода, как-то средне между ними, но я мог там дышать. Все черное, только какими-то разными оттенками черноты. И еще цвета, которые видишь, когда закрываешь глаза и бегут всякие пятнышки: не встречаются такие цвета в природе, нет им названия. Да закрой глаза и посмотри. И еще не было четких границ за счет высокой плотности воды-воздуха. Я, честно говоря, с трудом представлял, где я заканчиваюсь и где начинаюсь.
Ко мне приблизились они. Кто – не знаю. Они тянули длиннющие языки – самое черно-черное, что здесь было – кверху. Кажется, это была их молитва-мольба. Я видел и существо без языка, с раскроенной головой… ну, или там, где обычно голова, была форма, подобная расколотой чаше – внутри так же абсолютно черно, как и на языках. Чаша была направлена вверх, и из нее выбрасывались в воду-воздух стоны, расходились кругами и растворялись, вероятно, не достигая того, кому они предназначены. Там был тот, кто врос в темно-черную (светлее, чем черно-черное) твердь – познавший вечность и навечно лишенный возможности пошевелиться. Был и тот, кто вечно стоял на гигантских заостренных шипах вместо ног. Он балансировал и страдал от вечно бессмертной бессонницы. Вечно – ты слышал, я начал повторять это слово? Оно не сходило у меня с уст и тогда, там. Вечной была их боль.
Мне стало страшно. И тут же я ощутил на себе взгляд существа, которое даже сперва не принял за нечто цельное. Оно, как я понял, проводило вечность, разрывая самое себя. Его части были развалены повсюду, некоторые кусочки хаотично двигались и подергивались. Оно учуяло меня, и тогда фрагменты встрепенулись и отвратительно осознанно двинулись на меня. Бежать! Но разогнаться в густоте я не смог. Барахтал ногами, а вязкость пространства тянула назад. Оттолкнуться бы и взлететь, сделать большой прыжок, что обычно спасает во сне от погони, но до меня как раз достала отчлененная полголовы. Челюсть вцепилась зубами в мою ногу и оторвала кусок… Я упал и (как бы помягче выразиться?) закричал, а тем временем рука схватила меня за плечо, порвала когтями кожу и отодрала из-за ключицы мяса… Ни жалости, ни промедления. Вторая рука выдавила мне оба глаза. Притом я продолжал через них видеть, когда она уносила их в свою норку. Да-да, вот у этого был дом! И там лежала книга.
Мои глаза изучали новое пространство, пока тело подвергалось препарированию. Похожим образом, как когда мама разделывает курицу. Только теперь на месте этой курицы я. И я нисколько не лучше ее, если подумать: едва ли полезнее, чуть замудреннее и самоувереннее, но на практике такое же мясо! И с этой мысли тварь схватила мои чувства – такие же плотные, как вода-воздух – и начала рвать их и поглощать приглянувшиеся кусочки. А те, что не угодили, щепетильно оттирала от своих конечностей твердью, водо-воздухом и телами других существ.