Бесплодная смоковница (Миронова) - страница 61

– Логично. А вот камешки закончились… Потом я умру?

– Да не привязывайся ты к камешкам. Их вообще можно переложить заново, хочешь? Рисунок изменится, но и он будет соответствовать реальному порядку вещей: просто в неисчерпаемом богатстве жизни подсветит другие аспекты. А можно вообще другую систему значков в дело взять. Можно и не брать ничего. Масса вариантов – смотри, на что хочешь. Впрочем, этот расклад вышел довольно удачным, а? Я бы его оставил. И что, думаешь, закончились камни в мешочке, и жизнь должна оборваться?

Я почувствовал, что он с последним он темнит.

– Я умру, – заключил я. – Ладно. А с Богом что?

– А что с Ним?

– Ну, мне с Ним… как? После всего, что я сказал и сделал?

– А сейчас ты как?

– Люблю и ненавижу… – вдруг понял я.

– В твоем случае почти одно и то же, – заметил он. – Ну так люби.


– Прости, а он что-то еще говорил? – уточнил второй заключенный, когда рассказчик прервался, собираясь с мыслями для следующего сюжета.

– Да самую малость. Он пообещал показать знак, который укажет мне на приближение на смерти. И все.

– И показал?

– Да.

– Да что за знак-то?!

– Твое лицо.

16. Кипящий бульон

КАНО

Кто может сказать, что ты избранный?

Только ты сам чувствуешь это всей кожей.

Матрица (фильм)


Я неожиданно проснулся: Марьям разбудила. Так звали эту женщину. Она собралась идти на казнь сына и спросила, пойду ли я с ней.

– Ты вообще-то не обязан. Это я так, вдруг ты хотел бы. Просто, если хочешь…

Я видел, что она держалась из последних сил. Тогда ее отчаяние передалось мне, и я с надеждой сказал:

– Может, его еще отпустят?

– Он умрет.

Я закрыл глаза и спросил ветер внутри, правда ли это.

– Он умрет… – прошелестело из моего горла к губам, а затем вылетело наружу.

Она посмотрела на меня и ласково улыбнулась. И этой теплоты я вынести не смог:

– Зачем я не умею помогать людям? Я бы спасал словом или делом, может, исцелял… Если бы только Господу было это угодно!

– Ты хороший человек, – заключила она. – Благодаря таким, как ты, у мира остается надежда.

– Я бы так хотел помочь твоему сыну… Ничего не могу изменить. Никогда не мог.

Она рассмеялась:

– Нельзя уберечь того, кто считал собственную казнь главным мгновением своей жизни. Надеюсь, ты выбираешь свой путь благоразумнее.

– Нет. Если ему То, во что он воистину верил, указало на казнь и он пошел… Я поступил бы, наверное, так же.

– Эх!.. Тогда да будет благословен твой путь, куда бы он ни вел. Ты достоин истинной власти в этом мире, потому что ты хороший человек…

Мой истеричный смешок прервал ее.

– Боюсь, ты ошибаешься, – попытался объяснить я.