И люди в ответ стали выбрасывать из своих ртов те самые мясные подношения, видимо, расценив слова Распупина как обращенную к ним любовь, хотя ни слова они не поняли. Когда двери здания отворились, и каталка прошла внутрь, люди не остановились и последовали за Е.Г. Он, уже потеряв надежду, что кто-то ему ответит, увидел ту самую обезумевшую троицу: ближе всех к его каталке бежал уже знакомый ему некропедофил:
– Имей мужество быть мерзавцем! – крикнул он, по-прежнему держа череп ребенка и всовывая в него свой член, – человечность, они говорят! человечность! ах! ах! давайте же быть людьми! давайте же быть людьми! кричите вы, и пожираете мясо животных! давайте же быть людьми! кричите вы и срубаете деревья! давайте же быть людьми! кричите вы и мстите своим обидчикам! давайте же быть людьми! кричите вы и уничтожаете бактерии в собственном организме! ни до чего вам нет дела, пока это что-то не представляет хоть какой-то барыш для вас, людей! – он резко, на бегу, бросил череп ребенка о пол, а затем со всей силы наступил на него ногой, так, что тот издал довольно приятный хрустящий звук, – и все эти ваши разговоры о цивилизованности, о помощи ближним, звучат для меня как успокоительная речь каннибала перед своей жертвой, так же нагло и лицемерно!
– Всякая ваша помощь ближним не имеет отношения к заботе о ближних! – вмешался тот, кто ехал на инвалидной коляске и насиловал безногую девушку с атрофированными руками, – вы можете бесконечно хотеть помочь людям, но сделаете вы это не для того, чтобы им помочь! Чужое «квалиа» не может быть детерминантом вашего гуманистического поведения!
– Впрочем, и само гуманистическое поведение не исходит от нас самих, Прошу заметить, коллега! – добавил тот, что бежал на четвереньках и держал во рту лошадиную голову, – тут имеет дело приспособление к внешним обстоятельствам! причем именно исходящее от нашей слабости! всякая помощь ближнему – потакание чужому насилию! у нас нет никакого врожденного гуманизма!
– Что – хорошо, что – плохо? – вновь присоединился к разговору тот, что минуту назад насиловал детский череп, – хорошо, это когда ебешь маленьких мертвых детей в глазницы! У-ха-ха! А плохо – когда у них там черви! Вот что должно быть истинным законом нравственности!
– А в вас, наш дорогой лидер, этого добра – хоть отбавляй! – обратился к Распупину тот, что на инвалидной коляске, – именно благодаря вам я наконец-то понял, кем я хотел всегда стать!
– И я!
– И я!
И этот возглас оглушительной волной стал распространяться по преследующим Е.Г. рядам, каждым удаляющимся «И я!» вбивая еще один гвоздь в крышку гроба Распупиновской безответственности; и казалось, что переполненный своей избыточностью он, наконец, взлетит в космос, и, минуя планеты, астероиды, звезды, черные дыры, отправится к краю вселенной, а затем нащупает какую-нибудь кротовую нору и вернется к изначальной точке отправления, чтобы окончательно завершить процесс его захоронения.