– Красота… Красота – это гармония, – тихо произнёс он. – Это когда ты слышишь голос, чувствуешь интонацию, ощущаешь запах, понимаешь движения, мимику человека… И это всё переплетается настолько тесно, что становится единым целым, – он мечтательно улыбнулся, – красиво – это когда ни прибавить, ни отнять. Ваша остановка?
– Да, а как Вы узнали?
– Вас выдало дыхание. Так обычно дышат, когда намереваются сделать что-то отчаянное или сказать что-то очень важное, – охотно пояснил попутчик. Торопливыми пальцами слепой завязал маленький узелок на шнурке, ведущем к основанию плотного капюшона, – До свидания.
– До свидания.
Здание больницы белело на противоположной стороне улицы. Безобразные разводы на её крупнопанельных стенах наивно пытались осушить робкие солнечные лучи, едва пробившиеся сквозь тяжёлые облака. Перебежав дорогу, она довольно быстро оказалась внутри полуразрушенного здания. Не придумав ничего лучше, девушка решила обратиться в регистратуру с просьбой назвать номер палаты друга.
– Я вам говорю, нет такого… – сверля взглядом список больных сквозь толстые стёкла круглых очков, возмутилась пожилая женщина. – Вот, смотрю… Извольский Сергей Валерьевич. – Она медленно провела пальцем сверху вниз по желтоватому листу. – Нет такого.
– Да как нет? – воскликнула девушка.
– Так нет.
К диалогу присоединилась молодая медсестра. Небрежно опустив толстую стопку бумаг, исписанных вручную, на стол, она так же пробежалась глазами по списку.
– Как фамилия?
– Извольский, – раздражённо ответила женщина.
– Так Извольский же умер пару дней назад… – пролепетала медсестра, обеспокоенно взглянув на девушку. – На сегодня была назначена плановая операция по удалению злокачественной опухоли в правом лёгком, но… Но по каким-то причинам у молодого человека остановилось сердце.
– По каким причинам?! – отчаянно срываясь на крик, девушка пыталась докопаться до истины.
– Извините, я не знаю, я работаю в другом отделении, – с сожалением произнесла медсестра.
– А тело?
– Тело забрали. Родственники планировали перевезти его в Петербург.
– Но он же мне звонил сегодня… – не сдавалась девушка. Она достала мобильный телефон и, открыв историю вызовов, отыскала все возможные приметы состоявшегося утром телефонного разговора. Пожилая женщина любопытно склонилась над прямоугольным экраном.
– Мне очень жаль, но, видимо, над Вами жестоко подшутили, – предположила она, внимательно вглядываясь в информацию, отражённую на ярком дисплее.
Оставив белые халаты и специфический больничный запах позади, девушка вышла на свежий воздух. Она не знала, чему верить. Вряд ли можно было спутать голос старого друга, но и также маловероятно, что ей стали бы лгать в больнице. Девушка взяла телефон и дрожащими пальцами нажала кнопку вызова. Ещё раз, ещё раз… И ещё один… Неприятный женский голос терпеливо повторял одно и то же: «Телефон абонента выключен или находится вне действия сети». По щекам девушки одна за другой катились крупные слёзы. Хотелось кричать, но голос не подчинялся, превращая крик в сдавленный хрип. Мысль, что друга больше нет, никак не укладывалась в голове. Как пара часов могла превратиться в пару дней? Может, всё это сон? Но если это сон, значит, можно всё? Здесь и сейчас можно всё. Воспалённый разум непрерывно рождал безрассудные идеи. Вдруг обезумевший гаджет нервно задрожал в руке. На экране высветилось ёмкое – «Мать». Она глядела на одно-единственное слово, и губы всё более отчётливо придавали беззвучную форму одному единственному слову «Ненавижу». Этот воздух, небо, люди, спешащие мимо, каждый миг, прожитый здесь, в этом городе… Всё было ненавистно и невыносимо до скрипа плотно сжатых челюстей. Случайно увидев оставленную без присмотра яркую женскую сумочку, девушка быстро подошла к ней и вытащила бумажник. Внутри находилось ровно столько, сколько нужно было бы для того, чтобы продолжить путь.