Вернувшись из больницы, он снова попросил рассказать историю Леа и Густава. Не дослушав до конца, неожиданно потребовал:
– Покажи мне его фотографию.
– Чью? – удивилась я.
– Ты знаешь, чью…
– Не понимаю… – пролепетала я.
– Всё ты прекрасно понимаешь, и не надо строить из себя дуру. Ты показываешь мне фотографии моей дочери, но того мужчины, с которым она проводила время в этой чёртовой Греции, не показала ни разу. Или ты думаешь, я поверю в то, что ты ни разу не сняла их вдвоём?
– Не было никакого мужчины,,, – соврала я, сама не зная зачем.
– Значит, не было? – закричал он, – и спидом она заразилась от святого духа? Зачем ты морочишь мне голову, разве я так много прошу?
– Пожалуйста, успокойтесь, вам снова будет плохо…
– Не надо меня жалеть… – протянул он почти по слогам.
Его глаза побелели от гнева, и я подумала, что он сходит с ума. Господи, ну какая же я дура, что до согласилась жить в одном доме с сумасшедшим…
– Ну!!! – рявкнул он ещё раз.
Я вздрогнула, и, сжавшись в комок, пролепетала:
– Хорошо. Конечно, фотографии есть, просто я не хотела лишний раз вас расстраивать… Но ведь то, что Риту заразил именно этот человек, ещё не факт.
– У неё их было много?
– Нет, один. Он был такой красивый, что мне показалось, она впервые в жизни полюбила по – настоящему.
– А о том, что он до сих пор продолжает жить и заражать глупых девочек ты не подумала?
– Может быть…– прошептала я, открывая заветную папку с Ритой, танцующей сиртаки вдвоём со своим божеством, возможно явившемся для того, чтобы увлечь её за собой в ад.
Глядя на улыбающегося Адониса, я вспомнила его обволакивающий взгляд и многозначительный жест, предлагающий сходить с ним за камень, за которым они с Ритой только что занимались любовью, и подумала о том, что Андрей Сергеевич может быть прав. То, что многие больные спидом, знающие о том, что обречены, могут нарочно заражать других, я уже когда – то слышала. Хотя, судя по тому, как часто он уводил Риту в сторону, на больного он был не похож. Скорее всего, виной её смерти была сделанная ею татуировка. Я хотела сказать об этом Андрею Сергеевичу, но подумав, что выслушивать все подробности их отношений ему будет не очень приятно, да и Адониса ему всё равно не достать, решила промолчать. Он тоже сидел молча, сцепив пальцы рук в замок, и смотрел на фотографии человека, которого считал виновником гибели своей единственной дочери с такой ненавистью, что мне казалось, будто они сейчас вспыхнут. А я кляла себя за то, что их хранила и придумывала, как буду оправдываться, если уничтожу их теперь, после того, как он их увидел. В том, что он захочет увидеть их ещё не раз, чтобы каждый раз его казнить хотя бы мысленно, я не сомневалась, но терзать его сердце не собираюсь, даже если мне придётся уничтожить свой ноутбук и бежать из этого дома куда подальше.