Лениво потыкав салат вилкой и налегая на апельсиновый сок я все думал о Ренди. Почему он ничего мне не сказал? Почему не дал знак? Почему хотя бы не оставил записки? И меня пугала мысль что может в один из редких разговоров он давал этот самый знак, просто я был так глуп, что не прочитал его, не прочувствовал, не хотел замечать, что человек на другой части провода находится на грани.
*
Когда такси подъехало к местному кладбищу и остановилось, меня словно парализовало. Я просто сидел на заднем сидение и молчал. Водитель, чувствуя странную неловкость, наконец повернулся и сказал очевидный всем факт:
– Мы приехали.
А я, покрытый испаренной, смотрел на него сквозь очки и думал, что я, собственно, тут делаю. Увези меня обратно. Скажи, что оплата не прошла и нужно ехать до ближайшего банкомата. Все что угодно. Но он молчал.
Наконец я вышел. Мистер Ти сказал, что Ренди похоронен в северо-восточной части кладбища и ориентиром мне будет большой дуб, напоминающий прическу афро. Дуб я увидел сразу, и шел в его сторону на ватных ногах. С одной из двух оставшихся бутылок вина и фотографией Софы во внутреннем кармане твидового пиджака. Шел я все медленнее и медленнее, как будто бы надеясь, что сейчас Ренди и стая видеокамер выпрыгнет из-за любого памятника и скажет, что это чертовски глупый розыгрыш. А я накинусь на него с любовью и кулаками. Я шел и все повторял себе под нос «ну же, ну же Ренди, пора». Повторял я это до тех пор, пока не уткнулся в маленький скромный памятник, на котором были знакомые инициалы и фотография того, кого я когда-то назвал «самым красивым парнем на свете».
Я подошел и аккуратно сел на маленькую неудобную лавочку напротив. Ренди на фотографии был таким счастливым, таким воздушным что ли, было просто невозможно представить, что двумя метрами ниже лежит его мертвое тело.
Я попытался сфокусироваться на фото и завел ровно такой разговор, какой обычно и ведут живые с покойниками, оставаясь в одиночестве на кладбище. Диалог с вечностью.
– Что же ты, блядь, наделал? – сказал я в полголоса.
Подул порывистый ветер и дуб что-то прошипел листвой, словно отвечая за Ренди на неизвестном мне языке.
А потом я ему все рассказал. Про свою бесполезную жизнь. Про жизнь Софы и ее болезненно точную максиму про глупых и ненужных. Про виноградники Серхио. Про Букса, которого я пусть с опозданием, но поставил на место. Про то, как не научился строить отношения с девушками продолжительностью более чем 2 года. Я рассказал, как полгода назад у меня диагностировали рак, и я не нашел смелости никому об этом рассказать, даже после того, как выяснилось, что опухоль операбельна и в принципе мне очень повезло. Собственно, поэтому я и сорвался с места и решил навестить их всех. Потому что понял, как коротка может быть жизнь. Рассказал, что после этого я бросил курить раз и навсегда. Я рассказал Ренди про его родителей, как они разбиты горем и напоминают больше тени самих себя. Рассказал, какой он непроходимый мудак. Рассказал, как научился управлять мотоциклом. Рассказал, что когда не могу уснуть просто вспоминаю одну из университетских историй в надежде, что она потом перекочует в мой сон. Рассказал, как один коллега на работе называет меня другим именем, а я не могу его поправить и так уже 2 года. Рассказал, что по средам хожу на утренние сеансы в кино, потому что там совсем нет народу и есть глупое ощущение, что кинотеатр только мой. Рассказал, что Серхио делает очень хорошее пино. Рассказал, что понятия не имею как рассказать Серхио и Софе, что он наделал. Где-то ближе к концу этого долгого рассказа, слезы появились на моем лице, и голос начал в них утопать. К концу уже было не разобрать говорю я что-то или просто странно завываю.