– Собака хорошая, породистая, а у тебя она от гастроэнтерита за неделю подохнет.
Петрович опустился на стул, крупные слезинки скатились по щекам и оставили две светлые бороздки. Машка подняла голову, глянула на хозяина и слабо тявкнула: «Мол, чего там, в порядке я!»
– Как же это?.. Как?.. Помрет?.. Что делать-то, доктор? – шмыгал носом Петрович.
Молодой ветеринар, видать, сжалился над непутевым мужичонкой, доходчиво объяснил, как Машку лечить и чем кормить. Слова, правда, все мудреные говорил: режим питания, сбалансированный рацион, плановая вакцинация и прочее. А Петрович так напугался, что аж неделю не пил, за Машкой ухаживал. Выходил, на лапы поставил!
Но потом все на круги своя вернулось.
Народ у него собирался разный, заходили постоянные собутыльники, но бывала и публика залетная. Застолье ближе к вечеру начиналось и, как правило, на следующий день утром заканчивалось. А Машка тем временем подросла, окрепла, упитанная и пушистая сделалась, ушки торчком встали, хвостик колечком завернулся. Характер она имела спокойный, покладистый, да и с чего бы ей было на жизнь обижаться и злобиться? Хозяин ее любил, ни в чем не отказывал, сам недоест, ей косточку с мясом отдаст. Все гладил да за ухом чесал и пальцем никому тронуть не позволял. Как-то раз гость один настойчиво Машке в нос кусок селедки пихал, угостить хотел, но она брать не стала, не приучена была. Мужик этот оскорбился и пребольно ногой ей в бок двинул. Машка взвыла не от боли даже – от обиды.
– Вот сука избалованная, жрать не хочет, – в сердцах сплюнул на пол гость.
Петрович как-то разом протрезвел, быстрехонько сбегал в сарай, вернулся с топором и еще долго с криками гостей своих по поселку гонял.
Короче, хорошо они жили, душа в душу! Только вот чего-то Петрович совсем слабеть стал. Бывало, и до дивана дойти не может, где сон его прихватит, там и свалится. Машка тогда рядом ложилась, укладывала ему голову на грудь и всю ночь своим теплом согревала, чтоб в нетопленом доме от холода насмерть хозяин не околел.
Но тут появилась Лёля.
Под вечер Петрович заявился домой не один, а с дамой.
– Проходи, проходи, Лёлик, не стесняйся. Ща я собачку покормлю и нам чего-нибудь закусить соберу, – ворковал хозяин.
Тетка неопределенного возраста (возможно, ей было лет тридцать или пятьдесят – под толстым слоем синих теней и розовых румян этого было не разобрать) остановилась на пороге и уставилась на Машку.
– Ух ты, какая красотка! Я таких только в кино американском видала! Там таких собак в сани запрягают и гонки устраивают.
Петрович гремел чем-то на кухне: