– Мама, но ведь надо же приготовиться!
Я улыбаюсь:
– Что ты имеешь в виду?
– Ну я в комнате порядок наведу. У меня там раскраски разбросаны и фломастеры с карандашами.
И он молниеносно исчезает из кухни.
А ведь я тоже приготовилась. За каким-то лешим макияж навела, платье новое надела, укладку сделала. Зачем? Чтобы утереть бывшему нос? Наверное. Пусть видит, что потерял.
Новогодний вечер, версия 2.0. Выживший народ выползает на улицу с петардами, хлопушками и фейерверками, тут и там раздаются хлопки и свист петард.
Среди всей этой какофонии я едва слышу сигнал домофона.
– Котенок, я приехал. Открывай.
Дима.
В руках букет и пакет с подарками. Со мной в лифте поднимается развеселая компания – кто-то еще в вечерних платьях на босу ногу, кто-то уже (или еще?) в пижамах, один принарядился в штаны явно от какого-то маскарадного костюма. От них за версту несет позитивом. И перегаром. Они выходят на пару этажей раньше меня, и на Катин этаж я приезжаю уже в одиночестве.
Дверь в ее квартиру приоткрыта. Я осторожно переступаю порог, попав в уже знакомую прихожую. В квартирке вкусно пахнет выпечкой, а я ужасно голоден – несколько часов в дороге превратили меня в изрядно оголодавшего субъекта. Пока доберешься до аэропорта, пока дождешься посадки на самолет… А если еще и посадку отложат, как в этот раз, в связи с погодными условиями, то вообще можно от голоду помереть. Есть в аэропортовских едальнях я не рискую с тех пор, как был вероломно отравлен там каким-то бургером.
Но я забываю обо всех тяготах бытия в тот момент, как вижу Катю. Она появляется в прихожей в платье, которое невероятно ей идет. Ничего вычурного и пошлого, лишь благородная простота и вместе с тем изящество линий. Так было всегда, сколько я ее помню – что бы она ни надела, ее образ всегда дышал утонченностью, в нем не было ни грамма вульгарности или фальши. Я снова ловлю себя на мысли о том, каким надо было быть идиотом, чтобы поверить Штепселю. Сглазил нас тогда кто-то, что ли?
– Котенок, привет! Вот, цветы…
– Спасибо, ты проходи в кухню.
И тут же шепотом мне на ухо:
– Данька думает, что мы с тобой потерялись, а недавно случайно встретились. Больше я ему ничего не говорила.
От ее шепота у меня мурашки бегут, я непроизвольно хватаю Катьку за плечи и притягиваю к себе, зарывшись лицом в ее волосы. Ничего не изменилось – тот же медовый одуряющий запах летнего разнотравья, он срывает мне крышу. Но я не успеваю им насладиться, как слышу яростный шепот:
– Ты что делаешь? Совсем с ума сошел? Ты не для этого сюда приехал!
Катя вырывается их моих объятий, похожая теперь на взъерошенного воробья. И злая, как тысяча разъяренных сердитых воробьев. Я улыбаюсь, глядя на нее.