У Судьбы на поводке (Воронова) - страница 85

– Не надо ко мне приезжать, я не дома. И не звони мне больше. По крайней мере, проспись сначала, алкаш.

– Катя, я не алкаш, я вообще не пью, ты же знаешь. Ой, ты же не знаешь…

Из трубки доносятся звуки бегущей воды, затем снова голос Димы:

– Катенька, я такой идиот, ты не поверишь! Я все знаю теперь, Кать. Катя, а почему ты не дома, ты где?

– Не твое дело, где я. Ты все сообщил, что хотел?

– Нет, я же сообщаю еще: я идиот, Кать, я сейчас приеду к тебе.

– Я тебе еще раз по слогам говорю: Я. Не. Дома. Не. Приезжай. Ко. Мне. Так понятно?

– Котенок, прости меня, если можешь. Я таких дров наломал… Я должен тебе все рассказать.

Душу царапает давно забытое ласковое прозвище «котенок» – так он называл меня когда-то, когда у нас было все хорошо.

Я вздыхаю. Тоже мне открытие – дров он наломал, видите ли!

– Дима, если у тебя хоть капля совести осталась, не звони мне больше в таком состоянии, хорошо?

– Хорошо. Я позвоню, когда буду не в состоянии, хорошо?

Невольно улыбаюсь. Чувство жалости мышкой скребется на дне души, но я тут же одергиваю себя. Нашла кого жалеть!

Вдруг в телефоне слышится еще один голос, женский:

– Димочка, ты чего здесь на полу развалился? Простудишься ведь! Ой, да ты совсем в зюзю, пойдем-ка в постель!

Вся жалость испаряется, будто и не было ее вовсе. Димочка страдает угрызениями совести в приятной женской компании, под заботливым присмотром, сейчас вот в постель пойдет с какой-то дамочкой. Ну и черт с ним, пусть развлекается. А собственно, чего я ждала? Я ведь не рассчитывала, что здоровый молодой мужчина шесть лет будет обходиться без секса? Тем более что между нами давно нет никаких взаимоотношений, да и не было в понимании Димы ничего серьезного, ведь недаром он тогда этой своей Алле сказал, что я – это «ничего особенного».

Так что продолжаем жить дальше, как будто и не появлялся в моей жизни призрак из прошлого.

22

Дима

Настоящее время

Утро встречает похмельем, хорошим таким похмельем, качественным. Во рту пустыня Сахара, кажется, я сейчас помру от обезвоживания. Черт, а может от головной боли помереть? Ладно, я еще не решил, что выбрать, определюсь позднее.

Поистине святой человек оставил на резной деревянной тумбочке пару таблеток и стакан воды. Мучимый жаждой, я смотрю на стакан с водой и уже практически ощущаю на языке ее вкус, прохладу и живительную силу. Моя правая рука тянется к вожделенному стакану, левой я закидываю пилюли в рот. В такой ответственный момент меня вполне можно отравить – у меня совершенно нет ни сил, ни желания выяснять, что это за таблетки и откуда они взялись. Наверное, Юля позаботилась, спасительница заблудших душ.