Когда до Марокко оставалось часов пятьдесят, Николай Константинович вдруг вспомнил:
– Алёш, давай заедем в Марбелью.
– Не думаю, что клубку это понравится, – выразил сомнение товарищ. – Испания нам не пути.
– Знаю, но отец просил привезти из Андалусии саженец сорта Паломино. Хочет собственный херес пить, – вздохнул капитан.
Поиски растения заняли целый день. Марбелья, с её узенькими крутыми улочками, многоступенчатыми лестницами и раззявами-туристами не годилась для автомобильных поездок. Даже с виртуозными водителями. Поэтому «Фодиатор» ещё с утра пришлось бросить возле какого-то восточного магазинчика на тенистой авениде.
Подходящий саженец обнаружился у не в меру жадного виноградаря только к вечеру, когда путешественники были уже вконец измотаны. Отдав за дурацкую ветку четверть месячной пенсии, Николай Константинович, едва волоча ноги, отправился за машиной. Алексею он поручил заказать в ближайшей «Омеле» на соседней улице побольше блинов со всеми возможными начинками.
– Вот не повезло! – застонал Николай Константинович, увидев, что «Фодиатор» намертво зажат другими автомобилями. – Блины ведь уже стынут!
Особенно небрежно была запаркована одна глупая красная машинка с испанскими номерами. Именно она не давала «Фодиатору» не то что выехать – даже вылететь из ловушки. Невозможно было расправить пропеллеры. С одной стороны, Николаю Константиновичу, как штатному инженеру Русско-Балтийского завода, было приятно, что красная машинка носила на своём капоте зелёную ромашку родного предприятия; с другой – он был ужасно раздражён столь эгоистичной парковкой.
– Сеньоры! Кто хозяин этой машины? – принялся выкрикивать Николай Константинович на испанском, бегая туда-сюда вокруг краснушки с изрядно надоевшим ему саженцем. – Я не могу освободить свой автомобиль!
– Успокойтесь, сеньор! – послышался мелодичный женский голос из открытой двери марокканского магазинчика. – Я здесь, всё хорошо!
Из ароматной полутьмы восточной лавки выплыла высокая женщина в чадре, расшитой всеми оттенками голубого. Вуаль закрывала всё её лицо, оставляя неширокую прорезь для глаз.
– Простите, сеньор! Сейчас я освобожу вас! – весело сказала женщина по-испански. И подняла на Николая Константиновича глаза. Совсем не испанские. И даже не марокканские, несмотря на яркий восточный макияж.
Глаза были васильково-голубые. Огромные. Бездонные.
Николай Константинович покачнулся и выронил саженец прямо на капот глупой красной машинки.
– Сейчас я освобожу вас, – тихо повторила женщина на чистейшем русском языке.
На него смотрела Василиса.