О! Вот и ещё одна запись готова!
Файл с бумагой на деревяшке застёгнут зажимами, карандаш заткнут за пояс и вновь я шагаю по дороге, тропинка переходит в широкую грунтовую дорогу с накатанными колёсными следами, она извивается серо-коричневой двух головой змеёй. Одна из этих голов заглядывает в лес, а вторая продолжает свой путь по прямой, я выбираю второй вариант, ведь вчера я уже рисовал облака стоя в окружении деревьев своими ветвями-пальцами скрывавших небо как некую драгоценность, а временами приоткрывавших её, чтобы искусить не пресыщая.
Клубы пыли выбивающиеся из под подошв сами похожи на маленькие облачка.
Моё лицо, грудь, живот нагреты солнцем, пахнет лесом и сухой травой.
В своё время я натренировал воображение так, что мог видеть тот или иной образ буквально в каждом облаке, поначалу меня это развлекало и я коллекционировал эти, часто причудливые и замысловатые, а порой простые до банальности вещи, нанизывая их одну за одной как бусины на нитку.
Однако постепенно я стал чувствовать что что-то упускаю, что-то очень очень важное. И я понял что – это была душа облака.
Так же как птица, посаженная в клетку не поет, так и облако втиснутое в клетку навязанного ему образа закрывало двери своей души передо мной.
Какой бы сложно фантастический, девственно невинный или гениально простой не был мой образ, каждый из них равносилен цепи на которую я сажаю бесконечность.
У меня ушло немало сил пока я научился выключать при необходимости своё образное видение как лампочку и когда я преуспел в этом облака снова запели.
Я стою в напряжённой позе, мой взгляд за секунды проносится от земли к небу и обратно, карандаш с характерным шорохом скользит по бумаге оставляя за собой след из графита.
Неудача. Я сминаю лист в комок и засовываю его в рот, медленно и натужно двигая челюстями глубоко задумываюсь, чувствую как морщинка прорезает межбровье.
Тело расслаблено, кожа на лбу разглажена, мокрый комок жёванной бумаги летит в сторону.
Новый лист, белый и чистый уже ждёт меня прижатый к плоскости дерева, я кладу карандаш поперёк ладони и зажимаю его всеми пятью пальцами, два его конца торчат в разные стороны из моего кулака.
Касаясь бумаги начинаю наносить грубые жирные линии, переключаюсь, вот уже они стали до противоположности тонки и легковесны, мой карандаш лихо меняет наклон с правого на левый, забегает вперёд и возвращается назад. Штрих! Ещё один!
Создаётся впечатление, что он движется сам по себе, капризно, эксцентрично, варварски. Успех! Невозможно подходить с правилами к тому что им не подчиняется. Как я мог забыть об этом?