– Ну и где он? С Екатеринбурга давно все прошли.
– Из Екатеринбурга.
– Один хрен.
Он сказал грубость, зная, что мать терпеть не может таких слов, но Инна не услышала. Она увидела своего Андрюшу таким, каким он был до рождения Егора. Худенький, сутулый, взъерошенный, он неуверенно шагал через зал прилёта. Вздрогнув, Инна качнулась к Егору – сыну, который никогда не был похож на отца так, как этот чужой мальчик.
– Владимир, – тихо сказала она.
– Где?
Егор смотрел и не видел. Владимир угадал их в толпе и несмело подошёл ближе.
– Здра-здравствуйте, – он немного заикался.
– Добрый день, – буркнул Егор. – Пошли быстрее, стоянка дорогая.
– Здравствуйте, Володя, – Инна попыталась улыбнуться, но даже сухой и вежливой улыбки не вышло.
– Соболезную.
Владимир легко шагал рядом. Вблизи он уже не казался Инне копией Андрея, но оставалось что-то неуловимое – в походке, повороте головы, робкой улыбке – что играло с ней злую шутку. Она хотела ненавидеть его – и не могла. Он украл у неё светлую память о муже.
– Я за-забронировал себе хостел на Невском. Вам нужна какая-то помощь? У меня есть немного денег…
– Нет, спасибо, Владимир, мы все уже оплатили.
В машине он долго не мог устроиться, чем ещё больше разозлил Егора, а после потерянно смотрел на поля и дома, мелькающие за окном. Инна безуспешно пыталась найти в сумке бумажные салфетки. Все молчали.
– Инна Михайловна, – наконец нарушил тишину Владимир, – я же не путаю отчество?
– Нет, – холодно ответила она.
Инну больно кольнуло осознание того, что Андрей, возможно, рассказывал о ней своей женщине и этому робкому заике.
– Я хотел сразу объясниться. На наследство я претендовать не стану, мне оно не нужно…
– Вот спасибо, – не выдержав, фыркнул Егор.
– Егор! – Инна изобразила недовольство, но вышло фальшиво. В глубине души ей было даже приятно, что её сын поставил на место этого… Вовку. Она всегда терпеть не могла имя Володя. Вова, Вовка, Вовочка… тьфу.
– Извините, – Владимир снова уставился в окно.
«Смотри-смотри, – злорадствовал Егор. – У себя такого не увидишь». Владимир все ниже и ниже наклонялся к окну, пока не уткнулся в стекло. На повороте Егор вдруг заметил, что у Владимира запотели очки – он плакал.
Ранним утром следующего дня они поехали на кладбище договариваться насчет похорон. Остро пахло опавшей листвой, в пронзительной голубизне над соснами заливались птицы. Лелька с мужем остались дома, зато Владимир напросился с ними. Он почти все время молчал, говорил лишь тогда, когда к нему обращались. Это смирение раздражало Инну. Ей хотелось, чтобы он разозлил её, хотелось наговорить гадостей, да не было повода.