Где Аня? или Рефлексия в вакууме (Айсанова) - страница 15

Весёлые молодые люди, явно выпившие, шли и распевали песни. Правда, они казались вполне безобидными, просто были весёлыми и молодыми. А больше никого не было, хотя нет…проезжали машины, разных марок, разных цветов…и всё.


Скучно…


Вихров отошёл от окна, задвинул шторы так, что в комнате стало темно, и снова сел на диван. Ему вдруг захотелось сосредоточиться на какой-нибудь мысли. Ему захотелось понять, чем он недоволен, что мешает ему, что раздражает его помимо часов. Ему захотелось понять самого себя. Странно так жить, не зная себя, будто с кем-то чужим и этот чужой, как ни странно, ты сам. Находить общий язык с самим собой, веселить себя, злить, ненавидеть и любить, любить себя сильнее других. Эгоизм? Может быть. Хотя не в нём дело.

Захотелось, чтобы в комнату с громким лаем ворвался его пёс, шестилетний ротвейлер, которого Алексей оставил на попечение своему приятелю. Захотелось, чтобы кто-то прервал заунывную тишину, искренне обрадовался тому, что ты есть, что ты жив; захотелось, чтобы в комнате появился тот, кто тебя по-настоящему любит. Вихров постепенно начинал презирать собственные мысли и чувства, рождённые ими, и, чтобы больше не издеваться над собой, он включил стоявший около окна телевизор.

Как всегда, в преддверии Нового года по всем каналам показывали какую-то ересь. Собственно говоря, все эти передачи Алексей делил на два вида: первый – это там, где много поют под фонограмму, второй – где, пытаются смешно пошутить. И то, и другое, в конечном счете, сводилось к коммерции, к многоуважаемым деньгам, но выбора всё равно не было, а сидеть в тишине и в полном одиночестве становилось неприятно. Телевизор, действительно, отвлекал, чудесным образом притуплял тот поток мыслей и чувств, которого испугался Вихров. Телевизор лечил от неизвестной науке болезни, телевизор помогал убежать от самого себя, разрешал на какое-то время скрыться.


***

В конце концов, Марина, действительно, не знала, как ему помочь, потому и спросила об этом Аллу. Что она должна была сделать? Броситься Мише в ноги, разрыдаться и сказать, что она, Марина, ждала его всю свою жизнь и что без него не представляет более своего существования? Марине стало противно от таких мыслей, и она недовольно фыркнула. Вообщем-то, совсем необязательно, чтобы кто-то был рядом, можно прожить и в гордом одиночестве, не уподобляясь окружающим.

Несколько минут они шли молча. Наверно, Алла слишком хорошо понимала свою подругу, и поэтому знала, что Марина не хотела никого унизить или обидеть своим вопросом, она задала его скорее как риторический просто оттого, что тяготилась им, и видимо, давно искала на него ответ.