– Много раз говорили об этом, Ал. Я уже устала. – Марина улыбнулась. – Я не понимаю, почему людей так сильно волнуют любого рода отношения. И мне, правда, всё равно.
– От одиночества разве не становится грустно?
– А разве «неодиночество» существует?
– Хочется верить, что «да»,– тихо сказала Алла.
– А если верить… это не совсем ко мне. А по правде, просто ответственности человек боится,– говорила Марина, моя посуду. – Сама подумай. Если признать, что все байки про родственные души, сказки о двух половинках и всякие гипотезы о знакомых из прошлых жизней – это полнейший бред, то, что остаётся? Один маленький человечек, заброшенный сюда непонятно зачем? А если он один, то значит, и дорога у него своя. Только своя: постоянных попутчиков нет, хотя есть другие человечки, которых он может видеть всегда, потому что их дороги идут параллельно. С остальными он лишь случайно пересекается, а дальше идёт, идёт один к какой-то своей цели, а может, и не цели. Если он один, то значит, он свободен. Но если у него есть свобода, то тогда именно он несёт ответственность за неё и, в частности, за себя. Не на кого груз перекладывать, а так хочется. По принципу: когда я боюсь сделать что-то сам, то я зову другого, чтобы в случае ошибки обвинить его, а не себя. Принятие одиночества – это признание своей ответственности…не более того. А ещё ущербности в некоторых случаях. Человек боится быть уникальным, хотя является таковым хотя бы по генотипу. Стадный инстинкт силен. Страшно быть белой вороной.
– А почему не предположить, что есть две белые вороны, которые вместе составляют единое целое?
– Одну ну о-о-о-очень большую белую ворону?– улыбнулась Марина, протирая полотенцем мокрую тарелку. – А почему не четыре, почему именно две? А если все, только все образуют единство? Что тогда? Просто две – это банальная дань половому делению. Стереотип мышления. Растения, животные, люди, ну, люди тоже животные, все разделены на эти два лагеря, хотя и не всегда, в основном. Так просто надо, но необязательно в этом суть. Так надо, чтобы жизнь продолжалась. Некий вечный двигатель…машина, которая работает, не прекращая. Жизнь кстати, правда, на такую машину похожа. Если так задуматься…не в пределах, конечно, одного человека, а в масштабах всего. Что-то изнашивается и тут же появляется что-то новое, взамен старому. Одни умирают, другие рождаются. А если человек, один маленький человек –это целый мир, то к какому единству надо стремиться, когда ты уже мир? Хотя не так. Это слишком оптимистично. Человек просто никому не нужен. Ему не хотят говорить, что там и откуда мы, с ним не считаются, он просто некий элемент, ничем особенным не выделяющийся. И вот давай они этому элементу придумывать другой элемент, чтоб единство образовать. «Бедный несчастный, элемент!, – думают они.– Как ему одиноко! Он совсем один!» Ты, правда, веришь, что детальки могут вызывать повышенный интерес? Мы нужны для чего– то… Все мы неотъемлемый механизм огромной машины, не центр машины, не суть машины, но без нас она работать не будет или будет, но плохо. Может, вырабатываем для них определённое количество энергии? Это ведь важно.