— Здравствуй-здравствуй… — его отец внимательно посмотрел. — Вкусы у нас с тобой схожи, оказывается.
— Может, поговорим? — напоминает он. — Что угодно думал, но увидеть тебя здесь — не рассчитывал. Давно на Родину вернулся?
— Давай, прогуляемся?
Мужчины ушли.
Я присела за стол.
— Хочешь чего-нибудь? — интересуется Эля.
— Нет, спасибо, — зевнула, прикрывшись ладонью.
— Ты устала, — заботливо сказала она. — Ложись спать…
— Хотелось бы дождаться Матвея.
— Не жди. Подумай о себе и малыше. Вряд ли они вернутся быстро. Уверена: в какой-нибудь бар забредут и просидят там до закрытия.
— Вы так легко говорите об этом… — лично мне неприятно думать, что любимый станет объектом женского внимания, а это неизменно случится.
— Не волнуйся, — Эля положила руку на мое плечо. — Говорю же, порода такая: убийственно любят, и верность хранят, хоть перед лицом голые бабы плясать будут — не соблазнятся. Поверь, знаю наверняка, сомневаться не в чем.
Вспомнила, как Матвей вернулся, пахнущий женскими духами, пытался взять силой, потом признался в любви, а на мою просьбу смыть с себя чужой запах — сказал, что не изменял, не смог и не хотел быть с другой… Но я никогда не озвучивала: узнала, кому принадлежал аромат, запомнила еще с того вечера, когда она ворвалась ко мне в туалет. Правда, духи Римма сменила потом — по странной случайности, точь-в-точь, как мои…
Эля права. Переживать не стоит. Доверяю ему.
Пожелав спокойной ночи, скрылась в спальне. Уснула довольно быстро. Спустя какое-то время, сквозь сон услышала шум. Поднялась и, накинув халат, вышла.
На часах три ночи. Родители Матвея укладывали сына на диван. Он ужасно пьян, не стоит на ногах. И видимо не раз упал, пока до дома дошел…
«Это сколько нужно выпить, чтобы с нелегкой весовой категорией его так накрыло?» — не видела в подобном состоянии.
Меня заметили сразу.
— Настя, пусть тут спит, — вмешалась Эля.
— Он проснется и станет искать, лучше в спальню переложить, — подхожу и, опустившись на пол, обнимаю любимое лицо. — Почему губа разбита? И руки… тоже…
Перевожу глаза на Леонида Игоревича, который выглядел вполне нормально, не трезвый, конечно, но и не в хлам, как сын.
— Один придурок наехал… Матвей разобрался с ним немного…
— Немного? — оглядываю голову и не вижу ссадин или кровавых следов, это радует, помня о недавнем сотрясении — беспокоюсь за него.
Он что-то бубнит под нос… Кажется, мое имя.
— Я здесь, — шепчу в ухо. А потом резко тянет на себя и сжимает в стальных объятиях. Откуда только силы взялись? Где-то в ребрах заныло, вызывая у меня хрипы. — Матвей…