Салли ухмыляется, явно наслаждаясь тем, что я чувствую неловкость.
— Так, ты собираешься зашить меня или как? — спрашивает он, меняя тему.
— Ни в коем случае. Ни за что. Ты что, спятил?
— Ну, я не могу сделать это сам. Я пытался в прошлый раз, и посмотри, чем это обернулось.
Почему меня ничуть не удивляет, что он сам взял иголку и нитку? Я почти представляю себе его разговор с врачами на материке, когда он послал их всех к черту.
— Я всегда могу склеить себя суперклеем, если ты брезгуешь, — продолжает он. — У меня где-то завалялся один.
— Ты не можешь!
— Так латают людей в полевых условиях. Это самый эффективный метод предотвращения кровопотери.
Мне интересно, осознает ли он, что он больше не в поле, и что есть другие, более безопасные способы делать что-то.
— Как насчет того, чтобы поесть вместо этого?
Он покорно вздыхает.
— Конечно.
На этот раз Салли пропускает меня, когда я иду на кухню. Он не следует за мной. Я ставлю запеканку с курицей в холодильник и принимаюсь разогревать соус болоньезе, снова роясь в шкафах в поисках макарон. Не найдя их, заглядываю в гостиную, чтобы спросить Салли, где они хранятся, и вскрикиваю, обнаружив его голым посреди комнаты. К счастью, он стоит ко мне спиной — я получаю вид на его задницу вместо чего-то еще... ну, более важного.
Салли не оборачивается, но я вижу, что его плечи дрожат. Он смеялся. Этот ублюдок смеется!
— Можешь помочь мне одеться, если хочешь, — предлагает он. — У меня проблемы со сгибанием. Если бы ты могла подержать мои боксеры, мне было бы чертовски легче в них войти.
Я вижу, что он держит чистую футболку в одной руке, пару свернутых боксеров в другой.
— Думаю, я пас. А где ты держишь спагетти?
Салли, должно быть, слишком хорошо знает, что я все еще пялюсь на его задницу, потому что он напрягается, заставив свою левую половинку подпрыгнуть не один раз, а два. Он медленно разворачивается, почти повернувшись, и в этот момент я опускаю взгляд на кафельную плитку у своих ног.
— У меня нет спагетти, — говорит он. — Но на холодильнике есть макароны-ракушки. — Он старается не смеяться, но, судя по звукам, у него не сильно хорошо это получается.
Я исчезаю на кухне, тряся головой, пытаясь избавиться от образа голой задницы Салли, который словно отпечатался на моей сетчатке. Но все оказывается не так просто. У меня такое чувство, что я могу отбелить свои глазные яблоки, а образ будет оставаться там каждый раз, когда я моргну.
Когда приношу дымящуюся горячую еду в гостиную, гремя, стуча и производя достаточно шума, чтобы разбудить мертвеца, просто чтобы на этот раз убедиться, что он услышал меня, Салли растянулся на диване, полностью одетый (слава Богу), и у него в руке мой мобильный телефон.