Сердце стучит где-то в горле. Он всегда был таким замкнутым, первым отпускал шутку или резко отвечал, чтобы не поднимать неудобные темы, но сейчас он очень серьезен. Сейчас Салли такой спокойный, как никогда раньше, и мне хочется прижаться к нему, обнять и просто лежать здесь, чтобы наши сердца бились в унисон. Кто этот человек? Он так отличается от осторожного, агрессивного, холодного парня, который чуть не напугал меня до полусмерти у подножия лестницы несколько недель назад. Это был человек, который мог любить, который мог дать так много любви, если бы только позволил себе.
— Ты обещал мне, — шепчу я.
— Обещал что?
— Что не позволишь мне влюбиться.
Салли моргает, оставаясь абсолютно неподвижным.
— Ты слишком хорошо знала, что это произойдет в тот момент, когда начала появляться на моем пороге с едой в руках, Лэнг. Было приятно притворяться, что мы сможем предотвратить это, но мы оба знали…
— Я думала, ты не любишь людей, которые лгут сами себе, — говорю я, слегка улыбнувшись ему.
— Я не идеален. Иногда нарушаю правила.
— Я уже заметила.
Салли ухмыляется, затем взяв мою руку в свою, прикладывает к своей груди, туда, где бьется сердце.
— Давай больше не будем прятаться. Давай просто будем честными. Время пришло.
— Боже, Салли, я просто... ситуация такая...
— Не надо, — шепчет он. — Помнишь? Никакого вранья. Скажите мне. Скажи это.
— Сказать что? — Но сейчас уже слишком поздно для игр. Мы зашли слишком далеко.
— Офелия. — Салли произносит мое имя тихо, осторожно, весомо. Он сказал это так, будто это имело значение. Это был выговор и одновременно ласка. Салли впервые назвал меня по имени, и то, как он произнес это, наполнило мое тело теплой вибрацией, глубоким затаенным чувством, словно камертон, который будет звенеть вечно, если кто-то не сомкнет вокруг него руку.
— Я люблю тебя, Салли Флетчер. Старалась этого не делать. Очень старалась. Видит Бог, я пыталась. — Хочу зарыться лицом в его рубашку от смущения, но он берет меня за подбородок и приподымает мое лицо, поэтому я просто закрываю глаза.
— Открой глаза, — приказывает он.
Я подчиняюсь, но мне трудно смотреть на него. Почти невозможно.
Салли вздыхает.
— Тебе не кажется, — мягко говорит он, — что я чувствую то же, что и ты? Я уже признался тебе об этом в письме. Тебе не показалось, что бравада и нахальная самоуверенность — просто признаки того, что я боюсь? Потому что так оно и есть. И так было самого первого момента, как увидел тебя. Я тоже люблю тебя, Офелия. Боже, любить тебя — это самое жестокое, самое немилосердное, что я могу сделать с тобой, и все же я люблю тебя. Ты знаешь, что это значит?