– Зачем вы Муру одели ошейник?! Мама говорит, он где-нибудь за гвоздь зацепился, висит на каком-нибудь заборе…– Из глаз внучки текли слезы.
По совету соседки Елена нарезала двенадцать полосок белой бумаги. Разделив на две части, на одной половине написала слово «жив», на другой – слово «нет». Свернув полоски, перемешав, вытянула одну. А она пустая. Хотя точно помнила: подписала все бумажки. Получается, ни жив ни мертв. Мистика…
На сороковой день после исчезновения Мура Елена во сне увидела давно умершего отца. Лев Викторович сидел в кресле. В руках у него была какая-то вещь, напоминающая маску. Как и в других снах не проронив ни слова, он улыбнулся Елене и приложил маску к своему лицу. На Елену смотрели кошачьи огненно-янтарные глаза…
Свет полной луны пробивал шторы. Седовласая женщина, прижав к груди фотографию кота, заливалась слезами:
– Папа, значит, это был ты? Под видом Мура все время жил рядом с нами. Лечил мое сердце после скандалов с Никой… Папочка родненький, любимый…
Всхлипы становились реже. Свернувшись калачиком, Елена заснула как в детстве, положив ладони рук под щеку.
***
– Нет, бабуля, про кота Мура не надо. Ничего не надо.
– Данечка, что случилось?
– Бабушка, мама с Ильдусом хотят развестись. Они, бабуля, ругаются и ругаются. А мама такая злая, кричит, ремнем бьет. А еще мама сказала, что скоро умрет.
Даня кулачком размазывал слезы по щекам.
– Данечка, ты, что сейчас сказал?
– Бабуля, у мамы рак. Это страшно?
– Даня, ты о чем? Кто сказал?
– Оля слышала.
– Позови мне Ольку!
Запах цветочного парфюма и сигарет. Ногти почему-то зеленоватого цвета. Жирные, спутанными прядями волосы, щеки в угреватых прыщах. Оля. Резко вытянувшаяся за пять месяцев необщения, – взгляд колючий, увлажненный:
– А я ничего тебе не скажу.
– Оля, я что – враг?
– Да, ты…
И в слезы. Руки закрывали лицо, худенькая спина вздрагивала от рыданий:
– Это все ты! Из-за тебя мама заболела! Вы все ругались, ругались…
***
Началось с першения в горле. Смахивало на ангину. Вероника к врачу не пошла, в аптеке купила таблетки, пропила курс. Но на гландах появился пугающий налет сукровицы. Порывалась пожаловаться матери, в прошлом фармацевту. Однако эти две эсэмэски, посланные буквально неделю до болезни. Странные, жуткие: «Ну что, мамочка, напилась крови?.. Ты всю жизнь меня гнобила, житья от тебя нет!..» На следующий день, правда, Ника пыталась оправдаться: бессонные ночи, у малыша зубы режутся, на работе дурдом, Ильдус нервы выматывает, дети достали, да и вообще, полнолуние в голову ударило. Короче, черт попутал. Но мать и звука слышать не хотела. Отгородилась забором, на звонки не отвечала.