В обязанности шестилетней Лены входило мытье посуды. Дня не проходило без материнского крика: « Эти ложки надо вычищать до блеска! Они серебряные, старинные. Твоим детям достанутся…» Детям ни вилки, ни ложки не достались. Ленка как-то пожаловалась соседской девчонке. У нее дома из серебра не ели – обходились алюминием. Следуя совету подружки, Леночка одним махом взяла да выбросила ненавистные ей предметы социального неравенства. Столовые приборы в их доме покупались теперь из нержавейки.
Припомнила мать Елене и как, учась еще в школе, та связалась с дурной кампанией (собирались стайкой – слушали иностранную музыку, немного вина, пару затяжек сигаретой, до секса дело не доходило). От возмущения у Риммы Павловны белело лицо: « Нет, чтоб в институт готовиться, ты по танцам шлялась… в аттестате зрелости две тройки! Я, уважаемый человек в городе, из-за тебя чуть со стыда не сгорела…»
Много чего в письме вспоминалось по мелочам. Но концовка была ударной. Выплеск самого наболевшего: « Я замуж за твоего отца девушкой вышла. До него ни с кем даже не целовалась! А ты, стыда ни капли, хвостом вертела туда-сюда! Так где справедливость?! Меня муж не любил. А тебя твой Илья на руках носит! Что, дочка, видать, правду люди говорят: из блядей жены хорошие выходят… »
Прочитав письмо, Елена минут пять сидела в оцепенении. Крыть нечем – против правды не попрешь… Но, спрашивается, зачем ей, Елене, уже самой матери двоих взрослых детей, такая правда?!
Первое желание – ответить тем же, дать сдачу. Взяв лист бумаги, Елена, тяжело дыша, плохо пишущей ручкой нацарапала слова: « А ты, мама, помнишь?..» Затем застарелые детские обиды рассыпались по листку бумаги, как неперебранная гречневая крупа из порванного пакета. Исписанные листки то вкладывались, то вытаскивались из конверта, что-то еще дописывалось… Метания прекратила лента приклеивания. Но…незадача. Случайно пролитая Ильей чашка чая залила лежащий на столе конверт. Елена расплакалась.
– Лена, ты чего? Что случилось?
– Оставь меня в покое!
Схватив конверт, она выбежала из комнаты. Полчаса стояла на балконе, изредка всхлипывая, глотала воздух. Илья, прирученный к таким отлучкам, на рожон не лез:
– Ленка, я в булочную.
В этот момент у соседей за стенкой (на балконе слышимость зашкаливала) по телевизору давали «Покровские ворота». И после «…резать к черту! Не дожидаясь перитонита…» Елена вытерла слезы, на кухне взяла спички. Письма – материнское сухое и свое, залитое чаем, плохо разгорались. Спички чиркались о коробок, обжигая пальцы. Но когда разгорелись, боже! Какая от этих писем пошла вонь. Черный дым копоти – то ли ужасное качество бумаги, то ли жуть содержимого писем… Елена, зажав нос, поспешно открыла окно кухни. Проветривая, долго махала попавшимся под руку полотенцем. От писем осталась маленькая горстка серого пепла.