— Ну… Вроде как, — неохотно отвечает она, не желая быть хоть немного полезной.
— Дайте мне с собой штук… десять, — прошу ее самым смирным тоном, на какой только способна. Наше овсяное печенье стоит даже терпения и кротости, которые даются мне ох как тяжело.
— Что значит десять штук? — недовольно хмурится продавщица. — Девушка…
Опять эта «девушка»… Все очень плохо, печенья я могу не получить.
— Девушка, — продолжает она. — Вы мне голову не морочьте своими штуками! А вам что — его считать буду? Скажите мне в граммах! Сто? Двести? Полкило, раз вас цена не интересует?
Ага, конечно же. Как можно не ввернуть шпильку про цену. Чувствую, что любимое печенье уплывает от меня все дальше, фигурально помахивая ручкой и скрываясь за горизонтом. Но я, все же, попытаюсь сделать все, что в моих силах.
— Вы извините, — говорю абсолютно искренне. — Я из другого города…
— Да я вижу, что приезжая! — не оставляет без внимания возможность снова меня поддеть продавщица.
— И привыкла там к самообслуживанию. Я сама всегда накидываю себе печенье в штуках и не знаю, сколько будет в граммах. Так что, насыпьте мне на глаз. Если будет больше, я все равно возьму. Я скажу вам, когда хватит.
Тут дружно фыркать и выражать своё недовольство подобной халатностью начинают уже и подруги продавщицы. Она же, смерив меня изучающим взглядом, пару секунд колеблется, после чего величественно-вальяжно плывет к коробке с печеньем.
Сердце у меня в груди делает кульбит. Неужели? Неужели еще не все потеряно и наша дурацкая ссора сойдёт на нет, а я получу свою долгожданную печеньку?
Отмотав большой пакет, монументальная продавщица широко раскрытой ладонью загребает в пригоршню несколько печенюшек, сжимая их так, что они крошатся прямо у неё в ладонях, после чего и начинает ссыпать крошку прямо мне в пакет.
— Извините еще раз, — говорю я, глядя, как ее пальцы крошат очередную порцию песочного теста. — А вы не могли бы накладывать мне продукт не голыми руками?
— Перчаток не имеется! — довольно отвечает мне продавщица и могу поручиться, что ее подруги сейчас так же радостно улыбаются.
— Ну, тогда… Тогда я не буду брать, — понимая, что желаемое отняли у меня из-под самого носа, слышу как дрожит мой голос. Что еще за чушь? Не хватало еще разреветься здесь из-за какого-то печенья!
«Не из-за какого-то, а из-за самого вкусного печенья на свете» — тут же подсказывает мне въедливый голос, и я пригибаю голову, чтобы они не увидели, как слезы все же наворачиваются мне на глаза.
Но даже самое вкусное в мире печенье я не смогу есть после того, как его так кровожадно и сально сжимали пальцы-колбаски в золотых перстнях. Просто не полезет в горло. Хорошо, хоть пирожкам так не досталось. Смогу съесть их в такси, на котором всё-таки придётся ехать в центр, в привычный супермаркет, где наверняка есть целлофановые перчатки. А вот самого вкусного с мире овсяного печенья — нет.