А Оленьке очень хотелось. И, в конце концов, пока Катя с местным Казановой, рискуя задеть кого-нибудь своими длинными ногами, выплясывала канкан, какой-то короткостриженый парень протянул Оленьке эмалированную, с отколотой ручкой кружку, с прозрачной водицей на дне. Выпив обжигающую эту жидкость, нисколечко она не опьянела, а только стало ей ещё беспечнее и счастливей. А когда все засобирались на дискотеку, и Катя потрясла её за плечо, сказав, что все одеты и ждут только её, Оленька попыталась встать и не смогла. Ноги не слушались.
– О! Да ты, девонька, в зюзю.
– Незюзяваяя, – сказала Оля и выпала из реальности.
Глава 6
Подняв тяжёлую с молоточками внутри голову, сквозь щёлку в жёлтой занавеси Оленька увидела, как бесшумно прошла на кухню и села на стул сгорбленная, как-то вдруг постаревшая баба Настя.
Лежала Оля в джинсах и свитере поверх одеяла.
Голова гудела.
– Катя, – позвала тихо.
– Вышла вся твоя Катя! – бабушка Настя, словно болванчик, покачала головой.
Тикали часы. Оленька не помнила, что было вчера: кто-то помогал ей надеть сапоги, потом, очнувшись в машине на заднем сиденье, она увидела бритый затылок белобрысого молодого водителя и снова заснула.
Почему была она в машине одна? Неужели так вот возможно: не помнить целый кусок своей жизни?
Где же Катя? Если бы с ней случилось что-то серьёзное, баба Настя сразу бы ей сказала. Баба Настя выгнала бы её из дома. Зачем она им теперь?
Надо спросить у деда. Оленька встала и, пройдя вдоль печки, приоткрыла занавеску в залу. Дед сидел за столом, на своём всегдашнем месте. Голова его была запрокинута, глаза прищурены, отвисшая челюсть обнажала беззубый рот. Он был недвижен. Чёрно-белые портреты смотрели со стен на Оленьку, будто укоряя её за что-то. Оленька прислушалась. Показалось ей, что дед не дышит.
Но нет. Дыхание его было сбивчивым и таким громким, что она удивилась, как не услышала его сразу. Оно шло откуда-то сбоку.
Оленька обернулась и… вскрикнула. Сзади неё стояла бабушка Настя.
– Чё орёшь, как резаная, – устало произнесла она. – Спит он так, с открытыми глазами. Уж много лет как.
Выглядела баба Настя такой осунувшейся, что Оленька даже за неё испугалась. Она решила, что спросит про Катю позже. Может, и лучше ей, Оленьке, пока не знать…
Баба Настя взялась за вёдра, и Оленька вызвалась ей помочь.
– Фуфайку надень!
– Да что вы, я так, недалеко ведь!
Колодец был один на деревню, метрах в пятидесяти от дома. Баба Настя разрешила ей покрутить за четыре пальца-бруска ворот и поднять приделанное к железной цепи ведро. Тёмная глубокая вода смотрела снизу на Оленьку. Дышала всё-так же шумно, с присвистом, бабушка Настя. Она легонько постучала по спине задумавшуюся, застывшую на месте Оленьку. Оленька вздрогнула, отпустила ворот, и ведро с грохотом полетело вниз.