Обойдя, как гласила табличка на фронтальной части, собор апостолов Петра и Павла со всех сторон, мы вернулись в прилегающую к нему темноту парка и присели на одну из деревянных лавок с изящными изогнутыми спинками. Вокруг не было ни одного фонаря, лишь впереди выделялась освещённая множеством прожекторов громада храма за краснокирпичным забором. Во тьме, между высоченных столетних дубов проглядывались махины скульптурных групп, с их воздетыми к вершинам деревьев руками и летящими складками одеяний.
Я достала из кармана небольшую пачку чешских сигарилл, пахнущих горьким табаком и немного терпкой вишней, и чиркнула зажигалкой, на мгновение высветив из темноты наши задумчивые лица. Еле заметный в сумраке, сизый дым мягко заструился по лакированной поверхности лавочки. Тихонько стряхивая пепел куда-то себе на ноги, я задумалась и уставилась вперёд себя.
«Послушай…» – муж на мгновение прикоснулся к моей руке, затем как-то неловко передёрнул плечами, – «я всё думал, хотел тебе сказать… Знаешь, что мы там говорили, кольца эти надевали, это ведь всё так, полуправда. Формальность какая-то. Тысяча людей каждый день делают это, и разве все они действительно любят друг друга? Разве этим листком с подписями определяется искренность намерений?»
Я повернулась и удивлённо посмотрела на него. Честно говоря, я вообще не понимала, к чему он, но начало мне совсем не нравилось.
«Я смотрю сейчас вокруг себя и не верю, что мы правда здесь. И я думаю, сейчас, вот именно сейчас, всё в моей жизни идеально. И ты, и этот собор, и парк, и мне ужасно хотелось бы, чтобы это не заканчивалось. Если честно, я готов был что угодно сделать, лишь бы увидеть тебя на фоне этого всего, крутить сейчас это дурацкое кольцо на твоём безымянном пальце. Наверное, это то, что я больше всего хотел видеть и знать» – он договорил и аккуратно, вытащив двумя пальцами тлеющую сигариллу у меня из руки, затянулся и замолчал. Не придумав ответа, я глупо пялилась в темноту и думала, что как-бы странно это не звучало, вся моя жизнь оправдывалась существованием этого момента. Вдруг, нерушимая тишина ночи взорвалась оглушительно протяжным, гудящим звоном колоколов на башне собора. Это было настолько странно в такое позднее время, что на какой-то миг, у меня, кажется, даже перехватило дыхание. Ошеломлённые невероятностью происходящего, мы, как завороженные, вслушивались в этот становящийся всё громче перезвон, наконец, перешедший в настоящую мелодию, играющую в совершенно безлюдной крепости, словно только для нас двоих. Он закончился так же резко, как и начался, как будто оборвавшись на полуноте. Не в силах шелохнуться, я думала об абсолютной неправдоподобности момента. О том, что это было настолько впечатляюще красиво, что я, наверное, даже никогда не испытывала таких эмоций. Что расскажи об этом кому, никто не поверит, а еще и не сможешь это точно описать, словно невероятный, непостижимый катарсис, который невозможно передать словами, можно лишь самому увидеть и пережить. В этот момент небеса прорвало. Постучав легонько, для приличия, не больше минуты по листьям деревьев, проливной дождь стеной обрушился на старую крепость Вышеграда.