Ангелы смеются. «Один из многих» (Ястреб) - страница 18

:

Цезарю – цезарево… Цезарю – цезарево?!

(покатывается со смеху)

Цезарю – цезарево!


Входят священники и испуганно жмутся у двери.


КАИАФА(иронически):

Входите, «невесты». Где торговля в Храме? …Не рассказывайте, я знаю, они не хотят торговать в Храме. Где мое разобщенное жирное стадо? Оно меня не слушается, не дает шерсти. Я скоро буду ходить «голым». Но прежде я вас отправлю просить милостыню!

(продолжает уже без иронии, скороговоркой)

Ступайте к нему, обличите его перед людьми в невежестве и не знании законов. Верните свою власть над паствой. Если кто и будет распоряжаться в Храме, так это вы.

СВЯЩЕННИКИ начинают отрицательно качать головами, ОДИН РЕШАЕТСЯ:

Нет, нет. Он осмеет нас.

КАИАФА(так же торопливо):

Переоденьтесь по лучше! Все, убирайтесь… Нет! Стойте. Пошлите к нему «книжных червей», пусть с ним поспорят.

Хотя, нет. Тех, которых я знаю, он уже перетащил на свою сторону.

Им есть дело только до своих книг, и нет дела до торговли в Храмах!

Придется как-нибудь заставить его уйти обратно в Галилею.

Но как? Люди слушают его как пророка…

…Ступайте… И больше слушайте, я вам не возбраняю. Если он и впрямь пророк, мы найдем выход. Не в первый раз.

СВЯЩЕННИКИ, выйдя за дверь, останавливаются, сбиваются кучкой. ОДИН ИЗ НИХ:

«Невесты»! Кто говорит-то, «невеста, у которой светильник пылью зарос».

(Смеются, прикрыв рот рукой)


ЭПИЗОД ОДИННАДЦАТЫЙ «МАРИЯ, МАТЬ ИИСУСА»


Галилея.

Друзья Иисуса собрались в одном из домов.

Входит женщина с кротким лицом.


МАРИЯ(решительно):

Где мой сын? …Я была уже в трех домах, из вас я никого не знаю. Я мать Иисуса, того, что голубоглазый со светлой улыбкой.

(видит, что они в замешательстве)

У него рыжие, вьющиеся как у меня волосы…

И он удивительно хорошо смеется, это все замечают.

ДРУЗЬЯ ИИСУСА(опускают глаза, тихо друг другу):

– Надо ее поберечь.

– Как раз, когда он подвергает свою жизнь такой опасности.

(Марии предлагают сесть, начинают хлопотать вокруг нее)

МАРИЯ(садится):

Мой сын и раньше исчезал… Надолго, на годы.

Ему было двенадцать, но я знала, что эти светлые глаза и улыбка у него такими и останутся. Он выглядит гораздо моложе, когда смеется, словно весь Мир (Божий) в нем ликует. С младенчества он никогда не гневался, а когда смотрел на что-нибудь, глазки были такие, словно он увидал Господа во всем сиянии и великолепии.

Мне был знак Свыше, еще когда я «носила» его, и я знала, что мое дитя будет особенным, что ему откроется сокровенное о Господе нашем.

Я хотела в душе, чтобы он стал священником, как его дед, но он мой первенец и по Закону было праведно отдать его Господу, так я благословила и отдала его ессеям – на посвящение Господу.