- Давно это было? - спросил, вставая, Ломов.
- Да сразу после осенних маневров.
Генерал постучал по столу ногтями. Лицо его потускнело, серые, навыкате глаза не мигали. Потом он обратился к сидевшему все время молча в углу старшему лейтенанту:
- Слышали? Возьмите, товарищ Варьяш, на заметку. - И к Гнездилову: А вы по всей форме, письменно нам Донесите. От него же антисоветским душком попахивает. За такие высказывания... - Ломов смолк на полуслове, заслышав чей-то простуженный голос у входа.
В палатку, пахнув клубами тугого, холодного воздуха, вошли представитель генштаба полковник Демин, полковой комиссар Гребенников и комбриг Шмелев. Лица у всех были красные с мороза. Раздевшись, Гребенников хотел повесить свою и представителя генштаба шинели, но гибкий березовый столбик не выдержал тяжести, согнулся, и шинели, среди которых была и генеральская, упали на землю. Гребенников водворил генеральскую шинель на выпрямившийся столбик, а остальные положил на сбитую из жердей кровать. Шмелев, однако, не спешил раздеваться, присел на пенек, облокотился на колени и долго о чем-то думал. С его оттаявших бровей стекали по лицу, по впалым щекам капли.
- Бросьте переживать, Николай Григорьевич, - подойдя к нему, сказал Гребенников.
- Что, собственно, произошло? - поинтересовался Ломов.
- Да одному бойцу, Бусыгину, ногу придавило, - пояснил Гребенников.
Ломов скосил взгляд на представителя генштаба, словно бы говорил: "Вот, видите, до какой жизни можно дожить! А все затея Шмелева - понесло его в это чертово болото!"
- Хорош солдат. Редкостной силы! - к неудовольствию генерала, заговорил представитель генштаба. - Вы понимаете, трое бойцов хотели вытянуть пушку. Не взяли. Тогда этот Бусыгин взялся за лафет, развернул пушку в самой трясине и сообща с парнями выволок ее из болота. А ногу ему прихватило, когда уже ехали... ездовой виноват.
- Меня заботит не это, - сказал Ломов. - Техника была загнана в болото, люди. Темп наступления потерян. И, что удивительно, такой, с позволения сказать, бой входит в замысел Шмелева.
Комбриг выпрямился, будто ужаленный, но, вовсе не выражая раскаяния, ответил:
- Да, я загнал. Преднамеренно загнал! - с ударением в голосе добавил он. - И сделал это ради того, чтобы знали, на своем горбу изведали все, с чем доведется столкнуться в ратном деле. А ходить, скажу вам, по брусчатке, усыпанной розовыми лепестками, - этому можно и не учить.
Ломов впился в него глазами:
- Дай вам волю, так вы отмените и парады...
- Они, вероятно, нужны, - ответил Шмелев. - Но я бы предпочел учить бойцов ходить не по розовым лепесткам, а по острым шипам, вот по этим топям. Это гораздо полезнее.