— Бетани, привет, — говорит пастор Лэнгли с тяжелым вздохом облегчения.
Ого, он одет в спортивные штаны. Эшли убьет меня, потому что я никак не могу вытащить свой телефон, чтобы сделать снимок.
Пастор опускает руки с головы и указывает на обеденный стол.
— Присядем?
— О, да, конечно. — Торопливо подхожу и не удержавшись, смотрю дальше по коридору.
Пастор берет себе чашку кофе и садится напротив меня. Его коротко подстриженные каштановые волосы в беспорядке, а глаза немного припухли, как будто он отчаянно нуждается в хорошем ночном сне.
— Спасибо, что пришла пораньше. — Он проводит рукой по голове. — Здесь произошли некоторые изменения, и они могут повлиять на твое желание продолжать работать няней Эллиот.
Интересно, имеет ли это какое-то отношение к больному человеку в комнате пастора? Потягиваю кофе, стараясь сохранять спокойствие, хотя это звучит так, будто меня вот-вот уволят. Меня не могут уволить. Мне нужна эта работа.
— Ты слышала о... — Пастор смотрит на меня напряженным взглядом своих зеленых глаз, и мне трудно выдержать его взгляд. — Моем прошлом?
— Гм... не совсем. Я знаю только, что мама Эллиот... — Я позволяю своим словам затихнуть, потому что никому из нас не нужно слышать, как я говорю: «умерла».
— Ясно. — Он хмурится, и я ненавижу его грустный взгляд. — Очень немногие знают, что у меня есть брат, и он... ну, он огромная заноза в заднице.
Я хихикаю, когда пастор говорит: «задница». Серьезно, разве это не круто?
— Мы не особо общались, но несколько дней назад позвонил его менеджер и сказал, что моему младшему брату нужна помощь. Я никак не мог отказать, хотя, между нами говоря, это было заманчиво.
Киваю, боясь сказать что-то не то, но он сказал «менеджер»? Думаю, он имеет в виду не менеджера магазина в синем жилете с золоченым бейджиком. Уверена, что Пит не может быть его братом, они совсем не похожи, а это значит…
— Итак э-э... мой брат остановился у меня. Он живет в моей комнате, потому что очень болен.
Насколько болен? Рак?
— Но... — Пастор морщит лоб, смотря на меня. — Ему становится лучше. С каждым днем он становится все сильнее, и думаю, что пробудет здесь какое-то время. Три месяца, если быть точным.
— Простите, но какое это имеет отношение ко мне?
Пастор тянется к книжной полке слева от себя, и я не замечаю, как напрягаются мышцы его рук. Нет. Нет, совсем не замечаю.
Он кладет передо мной листок бумаги.
— Мне очень неприятно просить тебя об этом. Надеюсь, ты знаешь, что я безоговорочно тебе доверяю, но у больших парней в Лос-Анджелесе есть свои правила, и если ты не подпишешь это, то больше не сможешь быть няней Эллиот, и это будет действительно очень, очень плохо.