В то время документы имели силу закона, и никто не смел изменить даже букву на бумажке, подписанную представителем советской власти и скрепленную гербовой печатью. Милой снохе Баян пришлось столько мытарствовать, чтобы исправить одну нелепейшую ошибку в паспорте. Она родилась в далекой зимовке чабана, и отец приехал за документами через несколько недель. В конторе он радостно говорит, что дочь родилась в последний день второго месяца зимы. Секретарь сельского совета каким-то чудом записал в метрике фантастическую дату рождения – тридцатое февраля! И все! Баян окончила среднюю школу, получила паспорт, поступила в медучилище, получила диплом, военный билет как медсотрудник, работала в больнице, в поликлинике и нигде никто не задавался вопросом – а ведь тридцатого февраля не существует! Когда мой сын Айгали собрался жениться на ней, в ЗАГСе не захотели менять документ! Несмотря на все доводы молодоженов, им выдали свидетельство о браке с датой рождения тридцатого февраля. Документ советский, значит, изменению не подлежит! Да, все согласны, что нет тридцатого февраля, но документ есть документ!
И только после перестройки мне удалось добиться правды – документы наконец-то переделали и написали правильную дату – двадцать восьмое февраля.
И сын все время подтрунивал, мол, надо было записать двадцать девятое февраля, чтобы тратиться на подарки только раз в четыре года!
Шутка шуткой, но грозный пункт закона «Не положено!» не подлежал обжалованию. «Не положено!» – и все. После такого четкого ответа никто задавать вопросов не смел.
Но сын и сноха не унимались. Айгали обижался, Баян молча упрекала взглядом. Их можно было понять.
– Отец! – воскликнул однажды сын. – Неужели тебе безразлично, что твои дети и внуки ходят пешком? Ты же воевал, прошагал всю войну, проливал свою кровь, защищая Родину, нас. Думаю, ты заслуживаешь не одну, а десятки машин!
– Но я же не воевал ради машины!
– Воистину это так! Но раз государство дарит достойным ветеранам легковую машину, почему ты отказываешься получит свое?!
Сын кипел от негодования, а сноха молча слушала нас и только изредка кивала головой, слегка вздыхала, как бы раздувая огонь ярости мужа.
– Но ты же знаешь, что мне не положено, – привел я последний аргумент, чувствуя, что теряю позиции.
– Это еще с какой стороны посмотреть – положено или не положено! – вдруг вмешалась в разговор звонким голосом Баян. Я к ней относился, как к родной дочери – она была воспитана в лучших традициях казахской семьи, уважала и так заботливо ухаживала за нами. Трудяга необыкновенная. Мы не могли ее остановить во время работы – за что ни возьмется, не знает отдыха и покоя, пока не доведет до ума. Мать пятерых моих внуков, она заслуженно занимала свое почетное место в нашей семье. Вот из-за нее я был почти готов пройти медкомиссию и попросить этот неположенный мне «Запорожец».