Некоторые предпочли уехать с ними в Америку, чем возвращаться в СССР.
Вот это было бы здорово! Сесть на большой корабль и бороздить мировой океан. Плыть и плыть день и ночь, лежать на открытой палубе, обдуваемой вольным теплым ветерком со всех сторон, смотреть на мерцающие крупные звезды на ночном небосклоне Южного полушария, наслаждаться мирным мгновением жизни и предаваться своим мечтаниям.
Но я отказался!
Что-то меня не отпускало!
Тоска по родной земле была сильнее. Сильнее американской мечты и сильнее страха сталинских лагерей.
Ну хорошо, поплыву на корабле через Атлантику, и что дальше? Не будешь же всю жизнь плавать и созерцать звездное небо. Когда-то придется выйти на берег, и этот берег не наш, чужой, американский! Нет, лучше поверну лодку своей жизни к родным берегам!
И тут внутри меня тихо прозвучал насмешливый голос Салима: «А где твой родной берег? Есть ли вообще наш родной берег? Хочешь назвать родным берег страны, которой правит кровавый тиран? Ты отдаешь себе отчет в том, что там тебя ждет?!»
Интересно, почему называем эти явления голосами, они ведь не звучат – ни громко, ни шепотом! А мы слышим их как бы нутром. Голоса без звука – какой парадокс!
Не помню, когда начали преследовать меня эти противоречивые голоса. Кажется, еще с кровавых двадцатых годов. Они звучали во мне, разные, неожиданные, где-то там, в глубине, то задавая неудобные, мучительные вопросы, то осуждая или подбадривая. Иногда голоса шумели в голове, в ушах, не давая покоя. Они стали моими мучителями и учителями одновременно.
И я все-таки повернул. Меня манила к себе родная земля, мой аул, моя родня, мой очаг. В сердце звучали голоса матери, Халимы, детей:
«Вернись живым! Вернись, наперекор всему!»
Не знаю, поймет меня сегодняшняя молодежь или скажет: «Вот, дурак! Ему предлагали бесплатно на корабле уплыть в Америку, страну грез, купаться в синей океанской воде и в потоке зеленых долларов, жить свободно и подчиняться только закону, а он отказался! Во имя чего? Чтобы валяться в лагерной грязи, блуждать в дебрях бесправия и жестокой советской действительности? В лучшем случае влачить жалкое существование в степных совхозах, где нет даже элементарных жилищных условий?»
Может, отчасти они правы. Но им не понять того глубокого чувства любви к родной земле, к ковыльным просторам степи, к запаху полыни – жусана. Надо родиться в степи, чтобы понять это. Тяга к родным местам была настолько сильной, что соблазн сладкой свободной жизни и великой американской мечты не могли перетянуть меня на чужбину.