Акула в черном небе (Федюшин) - страница 17

Я не думал, с чего начать разговор, но, когда подошел вплотную, слова сами нашлись:

– Чего ж вы так грубо? Это ж маленький ребенок… Это жестоко.

Мой голос прозвучал не так уверенно, как мне бы хотелось. Да и начало какое-то неудачное, следовало сразу атаковать.

Мужик повернул голову, метнув в мою сторону взгляд хищной птицы. Маленькие ямки были на его лице, как и в первый раз, когда я его увидел.

– А какое твое собачье дело вообще? Не ты его отец, а я.

На несколько секунд сомнения взяли верх, поскольку, если посмотреть на обстоятельство с этой стороны, то он действительно прав.

Наверное, я бы отступил и на том бы все и закончилось. Все-таки, как не стыдно мне признаться, устрашающий внешний вид и габариты возможного противника тоже оказывали влияние на исход действа. Но тут я посмотрел на ребенка. Его заплаканные глаза уставились на меня, и я ожидал увидеть в них мольбу, страх или любопытство. Не то, чтобы я сознательно думал об этом, но внутренним чутьем воспринял бы это, как закономерность. Однако они ничего не выражали и я ощутил легкий озноб. Глаза зияли стеклянной пустотой и раз в них нет мольбы или страха, значит скоро появится смирение. Смирение с тем, что земной шар кишит одинокими субъектами, не способными помочь друг другу. Редкие вкрапления гуманизма и солидарности не скроют этот общеизвестный факт, но открыться каждому он должен гораздо позже, ведь ребенку всего лет восемь-девять.

Джинсовая курточка подрагивала на маленьком тельце. Беднягу трясло от остаточных рыданий, которые тихо и неритмично вырывались из груди.

На то время, что я замешкал, мужик отвернулся, очевидно, предполагая, что я уйду. И хоть левой рукой он продолжал держать сына за шиворот, бить дальше он его не стал.

– Оставьте ребенка в покое.

Теперь мой голос звучал твердо, в нем даже сквозило угрозой.

Мужчина испытующе посмотрел на меня, но я оставался на месте и глаза мои метали молнии. Тогда он наконец отпустил малыша и встал во весь рост. Еще, когда я проходил мимо, то замечал, что это крупный человек, но сейчас, когда он выпрямился, мне показалось, что передо мной гигант. Он был явно на голову выше и в два раза шире меня. Отвратительные язвы на лице и хищный взгляд лишь дополняли устрашающий облик. Он двинулся на меня.

– А ну пошел вон отсюда, щенок!

– Я уйду, если вы больше не будете бить ребенка, – сказал я, отступая на два шага.

Я вроде и не убегал, но остаться на прежней позиции мне не хватило мужества. И голос уже не звучал настолько твердо, к тому же я не мог преодолеть дурацкий барьер: продолжал называть этого мужика на Вы, хотя он обращался ко мне пренебрежительно.