Все самое ужасное ждало меня впереди, потому что в следующий миг на экране телефона я увидела своих родителей на фоне подвала. Даже сквозь пространство чуяла удушающий запах грязных тряпок, затыкающих им рты.
* * *
Мужчина за 40 с самым отвратительным внешним видом предстал перед глазами. Спутавшиеся грязные волосы были насквозь пропитаны кровью. И мне стало тошно. Это кровь…мамы? Папы? Тонкие губы и страшный взгляд — вот что бросилось в глаза сразу же. Холодок прошёлся по спине, стоило мне только заглянуть в эти льдинки, от которых веяло отчаянием.
Нарастающая тревога ядом заполнила тело, лишний раз толкнула в кромешную тьму, но я все ещё цеплялась за что-то светлое, жадно впиваясь ногтями в уступ, хоть и всем телом болталась над бездной.
Вот-вот сорвусь в неё, от души наполненную горем, но изо всех сил буду бороться оттянуть момент.
Я скользила по лицу и пыталась отпечатать образ в голове, но он относился к той категории неприметных людей, увидев которых, не сможешь воссоздать их внешность позднее. Идеальные преступники. Люди без лица. Без прошлого и без будущего. Но с таким ярким настоящим.
Засосало под ложечкой и неприятные догадки больше не были таковыми — совсем скоро я узнаю все самые гадкие подробности из первых уст.
— Привет, детка, а мы тут веселимся с твоими. Не так ли, — поддел железной палкой маму за подбородок. Кровавые дорожки слез ударили под дых. Огромный синяк под глазом окрасил неестественно бледную кожу.
Мама лишь заскулила, пытаясь отвернуться. Тварь, отойди от нее, отойди и не трогай!!! Я с силой сжала кулаки, пытаясь сдерживаться и запоминать все происходящее.
Ты должна запомнить как можно больше деталей, Аня. Смотри и запоминай! Серые пошарпанные стены и приглушенный свет, исходивший от одной-единственной лампы без плафона, — это не такая уж и важная информация. Я должна была справиться и передать все сведения Боре, он спасет их, он сможет.
— А ты трубку не берешь, не бережешь стариков совсем.
Сквозь шум и своё тяжёлое дыхание я жадно следила за всем происходящим. Вязкая слюна встала удушающим комом, вынуждая меня судорожно схватиться за горло, будто бы именно так могла бы избавиться от этого чувства.
Папа выглядел намного хуже мамы, складывалось ощущение, что его били сильнее и чаще. Некогда белая рубашка представляла собой сплошную красную тряпку, сквозь разрезы я видела глубокие царапины, нанесенные, скорее всего, ножом. Жестокость не знала границ.
Пространство и время перестали существовать для меня, я немигающе взирала в экран, обливаясь слезами и жалобно всхлипывая.