Она, конечно, гонит эти мысли. Грех же, грех. Но они появляются снова, и иногда выходом кажутся. Порой даже счастьем.
Может, по той же причине и Антону рада.
Интересно, как практически одновременно они вошли по второму кругу в её жизнь. И каждый из них в ней существовал ровно три года. В разные периоды, но именно по три года.
Она успела накормить ужином мать, и даже дать ей снотворное, и дождаться спокойного храпа, позволяющего расслабиться на какое-то время.
Села почитать журнал «Вестник хирургии», надо быть в курсе. Но звонок в дверь отвлёк. Испугалась, что сейчас этот звонок разбудит маму, и тогда пиши пропала надежда на мирный вечер.
Марина подбежала к двери, так и не надев тапки, открыла, думая, что это отец. Перед ней стоял Антон с букетом цветов и тортиком.
— Вечер добрый! Марина, прости за сегодняшнее. Мама дома? Я к ней тоже.
— Умеешь же ты вламываться в мою жизнь. Проходи.
И тут из комнаты раздалось:
— Витя! Ну наконец-то, поздно же ты! Завёл себе кого? Молодую? Я же старуха для тебя, да? Ви-и-итя!
— Что это? Марина, кто это кричит?!
— Мама это.
А тут в дверях появилась и сама Татьяна Сергеевна — с растрёпанными волосами и в расстёгнутом халате. Подошла к Антону, прижалась, обняла и, поглаживая по груди, проговорила:
— Я же не прощу тебя, Витя. Изменишь — не прощу!
— Татьяна Сергеевна, в комнату пойдёмте, отдохните, хорошо? — Антон говорил всё это Марининой матери, а сам смотрел на Марину, спрятавшую лицо в розы и тихонько всхлипывающую.
Ему удалось оставить Татьяну в комнате.
— Давно у неё так, Марина?
— Именно так с полгода, до этого она меня хоть узнавала. Теперь ты знаешь всё.
— Далеко не всё.
Марина налила воду в чайник и поставила его на плиту.
— Кушать будешь?
— Поел бы. Я с работы, только вот в кулинарию заскочил за тортом, мне Михайловна посоветовала, в какую.
— Михайловна плохого не посоветует. Ты руки мой и садись. Антон, мне так непривычно… И ещё, про маму никто не знает.
— Я понял, конечно. Про тебя тоже никто не знает, так?
— Да! Мама была слишком известным человеком. Я не имею права позорить её.
— Марина, твоя мать была человеком. Понимаешь, не идолом, а именно человеком. А потому она имеет право болеть и быть такой как все.
— Антон, ты не понимаешь!
— Всё! Я понял. Ты забыла, что она была моим руководителем, и я её немножечко знаю. И знаю тебя. Теперь мне всё понятно. И что с тобой происходит — тоже.
— Ты когда приехал? Ты ешь, вот, — Марина поставила перед ним тарелку и положила столовые приборы. — Я не готовила, это мамина сиделка варила. Я обхожусь тем, что есть.