Старушка улыбнулась, пожевала губами, и сказала:
– Убогие, ну. Они не совсем вразумительные, с отклонениями. Калеки, инвалиды, дурачки всякие. Их жалеть надо, трудно им, очень трудно жить.
Тут из подъезда вышла Марта, схватила дочку за рукав и потащила домой. Там она долго пилила дочь, говорила, что таких, как Машка, нельзя обижать, это грех, подлость, гадость. Она вылила на дочь всё накопившееся за день раздражение. Ирма не выдержала, заорала:
– Отстань от меня!
Умчалась в кабинет отца, заперлась там. Марта ломилась в дверь, требовала открыть, грозилась, что придёт отец и накажет, но Ирма знала, что папа всегда на её стороне, он ведь необычайно добродушный. «Папа, папочка, когда же ты придёшь», – думала Ирма. – «Мама так шумит, это невыносимо»! Она затыкала уши, и ей казалось, что душа её от боли треснула, и оттуда вытекает перламутр. Марта угомонилась и ушла. А Ирма уселась в отцовское массивное кресло, взяла книжку, и погрузилась в чтение.
Но с тех пор Ирма стала опекать дурочку Машку, не давать её в обиду. Ведь Машка убогая.
Утром солнце пустилось в пляс за окном, разрывая гармошку деревьев. Ирма сидела на широком подоконнике в каком-то ступоре, и смотрела во двор. Вошла Марта, резко сдёрнула дочь с подоконника, сказала:
– На кухне поднос, там еда, отнесёшь Варе.
– Ну, ма-а! – заныла Ирма. – Ну, заче-ем?
– Ты ещё спрашиваешь? Сама зажралась, а соседка голодает. У неё родители репрессированы, странно что её в детдом не забрали, не нашли, наверно, спряталась где-то, бедняжка. Иди быстрей, ну!
Ирма взяла поднос с бутербродами, котлетами, крутыми яйцами, чаем и пряниками, и потащила на соседний этаж к тощей одиннадцатилетней девочке. Дверь коммуналки была открыта, и Варина соседка вытряхивала на лестничной клетке половик. Ирма вошла, постучала в комнату с ободранной дверью. Варя открыла, заулыбалась во весь рот. В комнате была смятая постель, пыльный пол, посреди стоял ночной горшок, до краёв полный.
– Почему здесь горшок? – возмутилась Ирма, ставя на стол поднос. – Что, до уборной дойти не можешь?
Варя подавленно молчала. Она стеснялась сказать, что боится соседей, которые на неё косятся, ведь она дочь «врагов народа».
– Сейчас же вынеси горшок, – приказала Ирма.
– Ладно, я потом, – тихо пробормотала Варя.
– Нет, сейчас! Сию минуту! А то унесу всё назад, – она кивнула на поднос.
Варя нехотя повиновалась. А Ирма с отвращением оглядела замусоренную пыльную комнату с запахом непроветренного жилья и мочи, и поспешила уйти. По дороге Ирма думала: «Что она, прибраться не может? Не маленькая ведь!» Ей и в голову не приходило, что сама она тоже не очень-то следит за чистотой в квартире, только если мать заставит помочь. Да и до уборки ли Варе, которая не в себе от стресса, от разом изменившегося отношения к ней соседей, учителей, одноклассников, родственников – все стали её сторониться.