Два гадких утенка нашего класса внезапно стали его самыми яркими персонажами.
* * *
Папа с мамой тоже начали (внимание!) встречаться. Папа стал чаще к нам заходить по поводу и без. Мама была совсем не против.
Жизнь налаживалась. Я время от времени звонил деду и рассказывал ему последние новости. Он был очень доволен.
Между тем папа и его друзья все интенсивнее готовились к предстоящему большому соревнованию, которое должно было пройти тридцатого сентября. Несколько раз отец возил меня с собой на тренировки. Там байкеры вытворяли такие трюки, что у меня глаза на лоб лезли. Впрочем, мой папа и его друзья от них не отставали.
Пару раз на тренировках присутствовала и мама. Правда, между ней и папиными друзьями чувствовалось напряжение. Присутствие мамы особенно не нравилось дяде Егору. Он все еще не мог забыть того случая, когда папа пропустил гонку ради встречи с мамой, и теперь не скрывал своего недовольства, из-за чего у него с папой несколько раз были споры. Дядя Денис все время пытался их успокоить и говорил, что если они вместо того, чтобы готовиться, будут постоянно грызться, они завалят гонку.
* * *
Между тренировками папа с мамой ездили по городу на мотоцикле. И вроде бы все налаживалось, вот только никто не решался предложить снова съехаться. Казалось, их устраивало все как есть, и они не хотели все портить. Они, как будто, боялись, что если сделают резкий шаг, пропадет вся романтика, вся идиллия. Боялись, что возврат к совместной жизни в нашем доме вновь освежит множество неприятных воспоминаний. Так они продолжали жить по отдельности и встречаться, как молодые пары.
Но однажды мама, наконец, решила сделать шаг – устроить романтический ужин у нас дома. Дату назначила двадцать девятого сентября – за день до папиной гонки.
Папа этому очень обрадовался, ведь, если мама решилась на такое, значит, лед тронулся. Сам он после некоторых раздумий решил во время того ужина сделать маме предложение. То есть, в такой романтической манере предложить все-таки съехаться.
Оба готовились к ужину очень тщательно. Я наблюдал за ними обоими, и мне иногда становилось то ли смешно, то ли немного жалко их. Они вели себя совсем как дети. Это сейчас я понимаю, что мне их тогда не жалеть надо было, а надо было им завидовать, ведь не часто бывает, чтобы люди, давно вышедшие из юношеского возраста, вновь ощутили весь спектр чувств.
Короче, все шло как нельзя лучше. До, собственно, двадцать девятого числа.
А двадцать девятого числа случилось вот что.
Где-то в полдень папе позвонил дядя Денис и сообщил, что гонку перенесли на день вперед, она начнется через три часа.